", И,
слегка сменив угол зрения, обнаружил, что оба были-таки обуты в
сапоги, хотя и начищенные до немыслимого блеска. Дэниел представил,
как эта парочка четверть часа счищала с обуви столичную грязь под
насмешки слуг, и зажал рот ладонью. Впрочем, если бы он засмеялся, это
все равно не удалось бы расслышать, потому что купец рухнул, как
подрубленный, на колени, и однотонно заголосил:
- Ради всего святого, благородный господин, светлый принц,
помогите! Самое дорогое потерял, теперь только руки на себя наложить!
Спасите, вечной справедливостью заклинаю! "Каков стиль," -
прокомментировал про себя Дэниел. Рейвен выждал, пока вопли купца
перейдут уж вовсе во что-то невнятное, и спросил:
- А вы уверены, любезнейший, что я занимаюсь нахождением
потерянных вещей? Обратитесь лучше к гадалке.
В ответ купец снова завопил:
- Спасите, ваше высочество, кровиночку мою, рабом вашим стану на
всю жизнь, сапоги целовать буду...
Дальнейшие его мольбы вновь перешли в невнятное бормотание и
всхлипывания.
Рейвен рассеянно поглядел на сапоги и сказал:
- Не надо! - потом обратился к парню:
- А что, собственно, случилось?
Парень, и не подумавший преклонить колени перед знатным сеньором,
ответил:
- Да дочку у него украли, у жадюги старого. Отдал бы за меня
замуж, как с отцом сговаривались, так цела б была. А то я, видишь ли,
рылом не вышел.
Рейвен несколько посерьезнел:
- Любопытное дело. Ну-ка, изложите поподробнее.
Из дальнейшей речи купца, сплошь усеянной то униженными мольбами,
то обращениями к небесам и прочим высоким материям, Дэниел уяснил для
себя только два факта. Во-первых, позавчера лавку купца, который,
между прочим, оказался небезызвестным в столице Мартеном, торговцем
дорогими тканями, посетил Арет, управляющий отелем графа Германа
Стэнора, и отпустил пару комплиментов в адрес дочери Мартена, Жанны.
Во-вторых, вчера вечером упомянутая Жанна бесследно исчезла. Притом,
купец усматривал между этими двумя фактами какую-то связь. Граф Герман
был хорошо известен Дэниелу. Происходил он из могучей западной семьи,
владевшей южной частью Приморья, приходился покойной королеве братом,
обитался ныне при дворе и терпеть не мог обоих братьев де Брас. Был
граф человеком пустым: разводил собак, хорошо разбирался в соколиной
охоте, но ничего не понимал в делах государственных, хотя и входил в
Большой совет. Но, несмотря на свою нелюбовь к графу, пока Дэниел
видел в этом абсурдном обвинении только клевету на дворянина.
Дождавшись конца словоизлияний, Рейвен ядовито поинтересовался:
- А вы не думаете, что она просто убежала?
- Как?! - патетически воскликнул купец.
- Ножками, любезный, ножками.
Мэтр Мартен пораженно замолк, видимо, ошеломленный таким
предположением. Но тут в разговор вступил его невежливый спутник.
- Понимаете, ваше высочество, какое дело... Батюшка мой, конями
торговамши, подразорился, а я нынче извозом занимаюсь. Три подводы у
нас, зелень всякую возим, молоко по лавкам, все, в основном, по
постоянным клиентам. Я и сам кнутом не гнушаюсь, особо если заказ
выгодный, а кто из возчиков болеет, или в запое.
К удивлению Дэниела, Рейвен, слушая вовсе не имеющий отношения к
делу рассказ возчика, даже слегка наклонил голову и прищурился, что
являлось у него признаком особого внимания.
- Так вот, - продолжал парень, - тут намедни у человека, что за
всякой снедью для графского стола ездил, ось поломалась. Ну, у телеги,
то-есть. И господин Арет меня, значит, на пять дней подрядил. Я каждое
утро к ним на двор подъезжал, ну, значит, и сегодня тоже. Слуги,
значится, подводу разгружать стали, а я на черное крыльцо подошел за
расчетом. Там господин Арет стоял, и с ним кто-то из благородных, весь
в плащ закутавшись, простудился, видать. Ему рядом коня седлали.
Здорового такого, черного, и породы нездешней. Ну, господин Арет стал
серебро отсчитывать, а тут кто-то из челяди выбегает, и кричит: девка,
мол, что вчера привезли, графин дорогой побила. И царапается, говорит,
стерва. Тут в дому и правда, кто-то заорал дурным голосом, а потом,
чтоб мне провалиться, слышу, как Жанна челядинцев по-площадному кроет.
Господин Арет аж со счету сбился, на слугу рявкнул. Запри, говорит, в
правом крыле, где ставни на окнах, и чтоб духу твоего здесь не было,
болван. И прибавил по-закрученному. Тогда тот благородный и говорит:
"Погубят Германа бабы". И к коню пошел. А сказал не по-нашему, а вроде
как возчики из Хольда говорят. Я слыхал, когда караван приходил. Ну, я
расчет получил, а сверх того господин Арет мне три монеты дал и
сказал: это тебе за язык. Я, как лошадь в конюшню поставил, сразу
бегом на Суконную улицу. А там отец, вон, волосы на себе рвет.
- Заметно, - сказал Рейвен, окинув взглядом потную лысину купца. -
А кто вам присоветовал ломиться ко мне и вешаться у меня на воротах?
Купец что-то невнятно замычал, но парень просто заткнул ему рот
рукой.
- Так понятное дело, не во дворец же с этим идти. Там разве чего
дождешься? Герден-оружейник так и сказал: если, говорит, господин
Ворон не поможет, значит, пропало все.
Рейвен удовлетворенно кивнул:
- Ну, если Герден, тогда ладно. А вы совершенно уверены, что этот
благородный именно на нордмаарском диалекте говорил, а не на таальском
или, скажем, на островном?
Парень почесал в затылке:
- Ну, не на таальском, так это точно, таальцы слова по-чудному
тянут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54