Эти рощицы были рассыпаны по цветущим склонам холмов, словно узор витража. Вид здешних цветов был непривычен Джой, но в их запахе чудилось нечто щемяще знакомое. Этот запах снова заставил Джой подумать об Абуэлите. Об Абуэлите, которая всегда разговаривала слишком громко, потому что постепенно глохла, и которая нарочно говорила по-испански тем больше, чем меньше говорили на этом языке родители Джой. Об Абуэлите, которая любила всякую музыку, но больше всего – песни своей внучки, и которая пахла лучше всех на свете.
Джой даже остановилась, поглощенная собственными мыслями.
„Целая страна пахнет, как Абуэлита! Ох, как же домой хочется – до сих пор я и сама этого не понимала! Абуэлита, это ты меня в это втянула! Не знаю как, но это все ты! Пусть только с тобой ничего не случится до того времени, как я вернусь! Ладно, Абуэлита?“
Джой бросилась вдогонку за Ко. Сатир перехватил ее на бегу и молча указал на скальный выступ, лежащий у них на пути. Тропу неспешно пересекала белая змея. Она была толще ноги Джой и при этом не длиннее той же самой ноги. Цвет змеи напоминал городской снег. И еще у нее было две головы. Одна – та, которая на хвосте, – кажется, спала. Во всяком случае, глаза у нее были закрыты, и эта голова просто волочилась в пыли вслед за телом. Но блестящие черные глаза передней головы были широко открыты. Продвигаясь вперед, змея не переставала искоса наблюдать за девочкой и сатиром, и во взгляде ее смешивалось предостережение и презрение. Ко сделал один лишь шаг в сторону змеи, и глаза рептилии мгновенно вспыхнули пламенем. Змея тут же вскинула голову на жирной шее и обнажила длинные клыки, сочащиеся прозрачной серой слизью. Ко отступил, и змея уползла в кусты по другую сторону дорожки. Даже когда она уже скрылась из вида, Джой слышала, как потрескивают сучки под грузным телом змеи.
– Джакхао, – сказал Ко. – Их никто не любит.
Сатир бодро двинулся дальше, но Джой не тронулась с места – ноги отказывались ее нести.
– У этой зверюги было две головы! – крикнула она вслед сатиру. – Две головы!
– Я же тебе сказал – это джакхао, – отозвался на ходу Ко. – Идем, дочка.
– Я не ваша дочка! – возмущенно крикнула Джой. – Я нездешняя! Мне сейчас полагается спать в своей постели, в моей собственной комнате! Мне нечего делать в местах, где водятся сатиры, и двухголовые змеи, и какая-то летучая дрянь, которая гоняется за тобой и норовит тебя убить, а я даже не знаю, что это такое!
Джой понимала, что у нее истерика, но это понимание было таким же далеким, как и ее дом.
– Что это за место? Кто играет эту музыку? Я просто хотела найти эту музыку – вот и все! Я ничего не сделала!
Ко повернулся и несколько мгновений с бесстрастный видом рассматривал девочку. Потом подошел к Джой и молча обнял ее. Рогатая голова сатира неуклюже ткнулась в грудь девочки, грубая шерсть на руках раздражала ее кожу, и воняло от него хуже, чем от Кении Роулза, ее соседа по парте. Но его объятия были очень нежными, и Джой сама обняла Ко и плакала, пока не успокоилась.
Когда она выплакалась, Ко немного отстранил ее и сказал:
– Я же сказал тебе – это Шей-рах. Это мир – такой же, как и твой, как и множество других, что летят меж звезд, – он погладил Джой по плечу. – А большего я и сам не знаю. Но я веду тебя туда, где ты сможешь узнать больше.
Джой всхлипнула.
– Мои родители проснутся и подумают, что я умерла! Они будут думать, что меня украли, – такое часто случается!
Девочка чуть не расплакалась снова, но кое-как удержалась.
– Ладно, – сказала она. – Ладно. Раз мы идем повидаться со Старейшими, так пошли. Все в порядке.
Дорога вилась по холмам, но даже со всеми этими подъемами и спусками идти по ней было легче, чем через лес. Небо было такого насыщенного синего цвета, что Джой не решалась поднять голову. Ей казалось, что если она сделает это, то упадет вверх и будет вечно падать в это бездонное синее небо. Она принялась расспрашивать Ко о перитонах.
– Я просто увидела что-то вроде тучи. Эта туча надвигалась на меня и издавала этот ужасный звук. Я даже не могу сказать, как на самом деле выглядит хоть один из них.
– Мы никогда не видели перитонов поодиночке, – задумчиво произнес сатир. – Мы даже представить себе не можем такое – один перитон. Они всегда летают огромными стаями – тучами, как ты говоришь, – и охотятся на все, что движется, и все, что поймают, сжирают на месте. После них не остается ничего, вообще ничего – говорят, что перитоны сожрут даже твою тень.
Джой припомнила ощущение леденящей тяжести, охватившее ее, когда она почувствовала тень – лишь тень! – перитонов у себя на плечах, – и девочку пробрала дрожь.
– Ладно, ну их, этих перитонов, – сказала она. – Но эта штука, которая в воде, эта джалла, и эта змея с двумя головами – как ты там ее назвал? И… – На головокружительно чистом небе промелькнула ало-золотая молния, заставив Джой задохнуться на полуслове. Потом девочка поняла, что это была птица. Но птица эта летела так быстро, что скрылась из вида прежде, чем Джой осознала: птица ослепила ее не сиянием, а единственно лишь своей красотою. – И вот это, вот это! – Джой махнула рукой в ту сторону, где скрылась птица. – Вот это! Что здесь за место? На что ни глянешь – все либо грозит тебе смертью, либо разбивает тебе сердце. Что здесь за место?
– Это была мири, – невозмутимо отозвался Ко. – Тебе здорово повезло, что ты увидела мири в первый же день, как попала сюда. На свете есть лишь одна-единственная мири, а когда она стареет, то поджигает свое гнездо и сгорает в нем дотла. А когда огонь гаснет, из пепла встает юная мири. Что ты на это скажешь, дочка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46