Потом она позвонила Черил и спросила, не
знает ли та кого-нибудь, кто хотел бы поделиться прислугой. Черил ответила
"может быть" и обещала позвонить позже.

Озвучивание проходило в студии звукозаписи на Бойлстон-стрит.
Когда Шон с Энджелой приехали, Джек Вейнтрауб мерил шагами коридор
под дверями студии.
Джек - невысокого роста, красивый, разменявший полвека, хотя выглядел
на сорок, в хорошей форме благодаря занятиям теннисом, загоревший во время
проведенных на личной лодке уик-эндов, - одет был как обычно: пиджак,
полосатый галстук Старой Школы. Однако обычной улыбки они не увидели.
Джек широким шагом ходил по коридору, а кроссовки "Гуччи"
подчеркивали его волнение, еле слышно вызванивая "Харе, Кришна". Лицо у
Вейнтрауба было красным и злым. Увидев Шона, он схватил его за локоть и
потащил к окошку в двери студии.
- Вон твой драгоценный композитор, - прошипел он, тыча пальцем в
стекло. - Сам посмотри.
Шон заглянул в окошко, потом непонимающе перевел взгляд на
Вейнтрауба.
- Сейчас десять утра, а он, мать его за ногу, уже обкуренный! Вся их
шарага! - Эти слова Вейнтрауб буквально выплюнул. Энджела широко раскрыла
глаза. Она впервые видела, чтобы продюсер утратил хладнокровие.
Шон ободряюще сжал руку Джека.
- Да будет тебе, расслабься, - успокоил он. - Морган всегда так
работает. Такой уж он есть.
- Ты понюхай, как там пахнет!
- Да ладно. Подумаешь, косячок.
- "Подумаешь, косячок"? Он что воображает? Что это какие-то сраные
посиделки?
- Поверь мне, - убеждал его Шон, - проблем не будет.
- Проблем не будет? Не будет? Погоди, увидишь этих бездельников.
Состарившиеся хиппари, все до одного!
- Джек, довериться мне ты, по крайней мере, можешь?
- Зачем я дал уговорить себя на это? - Вейнтрауб опять принялся
ходить по коридору. - Можно было договориться с приличным композитором и
настоящими музыкантами. - Он круто обернулся к Шону и Энджеле. - А вместо
этого у нас тут какой-то обторчанный друид-хиппи!
Вейнтрауб яростно сверкнул глазами на окошко в двери студии.
- Имей я хоть малейшее представление о том, во что ты нас
втягиваешь... - Он закусил губу. - ...Может быть, я сумею залучить Джонни
Губермана. Я понимаю, что все это в последнюю минуту, но он у меня в
долгу.
Энджела взглянула на Шона, опасаясь самого худшего. Но он смотрел
по-прежнему невозмутимо. Она восхитилась его выдержкой.
- Морган Дандес - блестящий музыкант, - настойчиво повторил Шон.
Вейнтрауб чопорно выпрямился.
- Надеюсь, мне не нужно напоминать тебе, что для озвучивания фильмов
недостаточно написать симпатичную мелодийку, - фыркнул он.
Шон терпеливо напомнил ему, что на счету у Дандеса несколько
озвученных лент.
- Все равно мы ему заплатим, - он улыбнулся. - Он уже сделал половину
работы. Значит, можешь спокойно расслабиться и слушать то, что он может
предложить.
Кажется, эти слова возымели действие. Вейнтрауб протиснулся мимо них
в студию.
- Роскошное начало, - пробормотала Энджела, заходя следом за Шоном.
При виде их Морган Дандес поднял глаза от маленькой арфы, которую
настраивал. Темные, густые, мягко ниспадающие волосы, в которых виднелись
серебряные пряди, мелкие кошачьи черты лица, точеный нос, небольшие усики,
борода. Энджела подумала, что данное Вейнтраубом определение "друид-хиппи"
подходит как нельзя лучше. Морган был в линялых джинсах, с шеи свисала
копия серебряного кельтского креста из Музея искусств Метрополитэн. Он
осторожно потушил недокуренную сигарету с марихуаной и подался вперед,
чтобы поздороваться. Энджела взглянула на Джека Вейнтрауба и очень
удивилась: лицо продюсера опять спряталось за прежней, хорошо ей знакомой
улыбкой.
Композитор представил свою группу. Музыканты сдержанно кивнули в знак
приветствия. Трое мужчин и две женщины, все похожие на самого Моргана -
дети шестидесятых. Энджела понимала и уважала этих людей. В отличие от них
с Шоном, они не пошли на компромисс, не погрузились в прежнюю дрему, не
подпали еще раз под чары Американской Мечты. Их идеализм, отрезанный от
сиюминутных политических развязок, скорее оказался направленным в
определенное русло, переведенным на запасные пути, переродился в
граничащую с культом преданность крайним формам искусства.
Энджела взглянула на принесенный ими набор инструментов: виолы; муг;
ударная установка; несколько флейт, больше похожих на фаготы; маленькие
арфы рядом с обычной концертной арфой; непонятный инструмент, в котором
она распознала индейскую таблу. Через спинку стула была перекинута
волынка, больше всего напоминавшая выброшенного на берег кальмара.
Бледный, натянутый, как струна, Шон удалился с Вейнтраубом в кабину
звукоинженера. Энджела сжалась на стуле в уголке студии, предпочитая живую
музыку напряженной атмосфере кабины. Она была взвинчена до предела и
отдала бы за сигарету полжизни, но повсюду висели таблички "НЕ КУРИТЬ".
Озвучивание началось.
Вскоре Энджела поняла, что тревожилась напрасно. Она не знала, что
думают Шон с Джеком Вейнтраубом, но музыка, несомненно, превзошла все ее
ожидания. Неотвязная, лирическая, она вплеталась в отснятый Шоном материал
и выразительные комментарии Маккея, придавая им очарование. Некоторые
мелодии уже были знакомы Энджеле, поскольку, взяв за отправную точку
записи Шона, Морган Дандес разработал несколько тем в сложный кельтский
рисунок из радостных и скорбных контрапунктов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89