Ему хотелось встать со стула и ударить
кулаками по столу - хотя бы для того, чтобы напомнить им о себе. Но он
сдержался, только положил нож и вилку и не дотронулся до еды. Однако и
это долго оставалось незамеченным, и лишь когда подали последнее блюдо,
мать обратила внимание, что он не ест, и спросила, не болен ли он. "Про-
тивно, - подумал он, - у нее только одна мысль, не болен ли я, все ос-
тальное ей безразлично". Он сухо ответил, что ему не хочется есть, и она
этим удовлетворилась. Ничем, решительно ничем не мог он привлечь к себе
внимание. Барон как будто совсем забыл о нем, по крайней мере он не ска-
зал ему ни слова. Слезы жгли Эдгару глаза, и он даже прибегал к детской
хитрости - закрывался салфеткой, чтобы никто не увидел, как эти унизи-
тельные ребячьи слезы текут по лицу, оставляя на губах соленый вкус. На-
конец, обед кончился, и он вздохнул свободно.
Во время обеда мать предложила совместную поездку в Мариа-Шутц. Услы-
шав это, Эдгар закусил губу. Ни на минуту она не оставит его наедине с
другом. Но как же он возненавидел ее, когда она сказала, вставая из-за
стола: - Эдгар, ты забудешь все, что проходили в школе, ты бы посидел
немного дома и позанимался. - Эдгар сжимал маленькие кулаки. Опять она
унижает его перед другом, опять напоминает, что он еще ребенок, что он
должен ходить в школу и что его только терпят среди взрослых. Но на этот
раз ее намерение было слишком явно, - он даже не ответил и повернулся к
ней спиной.
- Ну вот, уж и обиделся, - проговорила она с улыбкой и обратилась к
барону: - Неужели так страшно посидеть часок над уроками?
И тут - сердце мальчика словно застыло и оцепенело - барон, который
называл себя его другом, барон, который смеялся над тем, что он слишком
комнатный, сказал: - Позаниматься часок-другой не помешало бы.
Что это - уговор? Неужели они правда в союзе против него? Глаза
мальчика вспыхнули от гнева. - Папа запретил мне заниматься. Папа хочет,
чтобы я здесь поправился, - бросил он, со всей гордостью своей болезнью,
в отчаянии цепляясь за авторитет отца. Это прозвучало как угроза. И вот
что удивительно: его слова в самом деле смутили обоих. Мать отвернулась
и в волнении забарабанила пальцами по столу. Наступило неловкое молча-
ние. - Как хочешь, Эди, - проговорил, наконец, барон, принужденно улыба-
ясь. - Мне экзаменов не сдавать, я давно провалился по всем предметам.
Но Эдгар не улыбнулся шутке барона, а посмотрел на него таким испыту-
ющим пристальным взглядом, как будто хотел заглянуть ему в самую душу.
Что случилось? Что-то изменилось в их отношениях, и мальчик не мог по-
нять причины. Он отвел глаза. В его сердце торопливо и дробно стучал мо-
лоточек - первое подозрение.

ЖГУЧАЯ ТАЙНА

"Что с ними? - думал мальчик, сидя напротив них в быстро катившейся
коляске. - Почему они со мной не такие, как раньше? Почему мама не смот-
рит мне в глаза? Почему он все шутит со мной и ломается? Они не разгова-
ривают со мной, как вчера и позавчера. У них даже лица какие-то другие.
У мамы такие красные губы - верно, она их накрасила. Этого я еще никогда
не видел. А он все морщит лоб, как будто его обидели. Я им ничего не
сделал, не сказал ни слова. Почему же они сердятся? Нет, не во мне дело,
они сами не такие друг с другом, как раньше. Как будто они натворили
что-то и боятся об этом говорить. Они не болтают, как вчера, не смеются,
им будто стыдно, они что-то скрывают. У них есть какая-то тайна, которую
они не хотят мне выдать. Я должен раскрыть эту тайну во что бы то ни
стало. Я знаю - это, должно быть, то же самое, из-за чего взрослые всег-
да захлопывают двери передо мной, о чем пишут в книгах и поют в операх,
когда женщины и мужчины протягивают друг к другу руки, обнимаются, а по-
том отталкивают друг друга. Должно быть, это вроде того, что было с моей
француженкой, когда она поссорилась с папой и ей отказали. Все это,
по-моему, одно и то же, только я не знаю, почему. Если бы узнать, уз-
нать, наконец, эту тайну, завладеть ключом, который откроет все двери,
перестать быть ребенком, от которого все прячут и скрывают, не давать
больше себя обманывать! Теперь или никогда! Я вырву у них эту тайну, эту
страшную тайну!"
На лбу у него прорезалась морщинка. Худенький двенадцатилетний
мальчик, застывший в глубоком раздумье, казался почти стариком; ни разу
не взглянул он на расцвеченный яркими красками пейзаж, на горы, зеленею-
щие свежей хвоей сосновых лесов, на долины в еще робком сиянии запозда-
лой весны. Он видел только свою мать и барона, сидевших против него в
коляске, он словно пытался своим горячим взором, как удочкой, выловить
тайну из поблескивающих глубин их глаз. Ничто так не оттачивает ум, как
мучительное подозрение, ничто с такой силой не поощряет работу незрелого
разума, как след, теряющийся в потемках. Иногда только тоненькая дверь
отделяет детей от мира, который мы называем реальным миром, и случайный
порыв ветра может распахнуть ее перед ними.
Эдгар вдруг почувствовал, что он еще никогда так близко не подходил к
неведомому, к великой тайне; она была здесь, перед ним, пока еще не
раскрытая, не разгаданная, но совсем, совсем близко от него. Это волно-
вало его и сообщало ему необычную, торжественную серьезность. Ибо он бе-
зотчетно угадывал, что стоит на рубеже своего детства.
Мать Эдгара и барон чувствовали это глухое сопротивление, не подозре-
вая, что оно исходит от сидящего против них мальчика. Им было тесно и
неловко втроем в коляске. Темные, горевшие беспокойным огнем глаза Эдга-
ра стесняли их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27