В горячности, с какой он говорил, было
что-то необузданное, порывистое; быть может, в этом сказывались пос-
ледствия недавно перенесенной болезни; казалось, что его угловатость не
что иное, как с трудом подавляемый страх перед собственной страстностью.
Барон без всяких усилий приобрел его доверие. Всего полчаса потребо-
валось на то, чтобы завладеть этим пылким, беспокойно бьющимся сердцем.
Так бесконечно легко обманывать детей, эти простодушные создания, любви
которых так редко добиваются. Ему стоило только перенестись в прошлое -
и он так естественно и непринужденно вошел в тон детской болтовни, что
мальчику казалось, будто он разговаривает с равным, и уже через нес-
колько минут от его робости не осталось и следа. Он был счастлив, что
здесь, в этом пустынном месте, неожиданно нашел друга - и какого друга!
Забыты венские товарищи с их тоненькими голосами и наивной болтовней,
вычеркнуты из памяти с этого знаменательного часа. Вся его восторженная
привязанность принадлежала теперь этому новому, взрослому другу.
Его сердце преисполнилось гордости, когда барон, прощаясь, предложил
ему завтра утром опять погулять вместе и уже издали еще раз кивнул ему,
как брату. Это была, может быть, лучшая минута в его жизни. Ничего нет
легче, как обманывать детей.
Барон с улыбкой смотрел вслед убегающему мальчику. Посредник был най-
ден. Он знал, что мальчик замучит теперь свою мать рассказами, передаст
ей каждое слово, - и он с удовольствием припомнил, как ловко он вставил
в разговор несколько комплиментов по адресу матери, неизменно называя ее
"твоя красивая мама". Можно не сомневаться, что общительный мальчик не
успокоится, пока не познакомит его со своей матерью. Он сам больше палец
о палец не ударит, чтобы сократить расстояние между собой и прелестной
незнакомкой; он может спокойно наслаждаться красотами природы и мечтать:
он знает, что горячие детские руки прокладывают для него мост к ее серд-
цу.

ТРИО

План барона, как обнаружилось в тот же день, оказался отличным, пре-
восходным и удался до мельчайших подробностей. Когда барон - нарочно с
некоторым опозданием - вошел в столовую. Эдгар вскочил со стула, покло-
нился со счастливой улыбкой и помахал ему рукой; потом потянул свою мать
за рукав, быстро и взволнованно что-то шепча ей и кивая на барона. Она,
краснея и смущаясь, пожурила его за слишком шумное поведение, но была
вынуждена, уступая настойчивому желанию мальчика, взглянуть в сторону
барона, который немедленно воспользовался этим и отвесил почтительный
поклон. Итак - знакомство состоялось. Ей пришлось ответить на его пок-
лон, но затем она нагнулась над тарелкой и в течение всего обеда больше
ни разу не посмотрела на него. Иначе держал себя Эдгар, который все вре-
мя поглядывал на барона и раз даже попытался заговорить с ним через
стол, но это было уже явное неприличие, и мать строго остановила его.
После обеда, когда она велела ему идти спать, он стал шептаться с ней,
видимо горячо упрашивая ее, и, наконец, получил разрешение подойти к со-
седнему столику и проститься со своим другом. Барон сказал ему несколько
ласковых слов, от чего глаза мальчика опять заблестели, и минуты две по-
болтал с ним. Потом барон встал и, повернувшись изящным движением к со-
седке, поздравил несколько смущенную мать с таким умным, развитым сыном,
упомянул об удовольствии, которое доставила ему утренняя прогулка, - Эд-
гар стоял тут же, весь красный от гордости и счастья, - и в заключение
стал расспрашивать об его здоровье так заботливо и подробно, что она не
могла не отвечать. Незаметно завязалась продолжительная беседа, к кото-
рой мальчик прислушивался почти благоговейно, сияя от счастья. Барон
представился, и ему показалось, что его имя и титул польстили ее тщесла-
вию. Во всяком случае она была очень любезна с ним, хотя и сдержанна, и
даже рано простилась, под предлогом, что мальчику пора спать.
Эдгар попытался протестовать, горячо уверяя, что он ничуть не устал и
готов просидеть хоть всю ночь, но мать уже протянула барону руку; тот
почтительно приложился к ней.
Мальчик плохо спал в эту ночь. В его детской душе радость боролась с
отчаянием. Что-то новое вошло сегодня в его жизнь. Впервые он приобщился
к жизни взрослых. В полусне он забывал свой возраст, и ему казалось, что
он и сам уже не мальчик. Он рос одиноким, болезненным ребенком, друзей у
него было мало. Для утоления потребности в ласке он мог обращаться
только к родителям, которые мало им интересовались, да к прислуге. Силу
вспыхнувшего чувства нельзя измерять только непосредственным поводом к
нему, не принимая во внимание той мрачной полосы тоски и одиночества,
которая предваряет все большие события в жизни сердца. Эдгара давно то-
мил тяжелый груз нерастраченных чувств, и теперь он очертя голову бро-
сился в объятия первому, кто показался ему достойным любви. Он лежал в
темноте, взволнованный, счастливый; ему хотелось смеяться, но из глаз
текли слезы, ибо он любил этого человека, как никогда не любил ни друга,
ни отца, ни матери, ни даже бога. Всем своим детским, неискушенным серд-
цем тянулся он к тому, чье имя впервые узнал два часа тому назад.
Но мальчик он был неглупый, и его не смущала неожиданность этой
странной дружбы. Мучило его другое: сознание своей ничтожности. "Достоин
ли я его, я, двенадцатилетний мальчишка, который должен ходить в школу,
которого раньше всех посылают спать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27