он давно уже, как подрос, не обращал на них особого внимания, разве что, притаившись за опушкой, с криком врывался в стаю горластых ворон. Поступок, за которым дома следовало внеурочное мытьё (вороны пачкались очень метко), сопровождаемое огорчёнными попрёками: “Ведь говорили же тебе — не беспокой птиц; тебя бы вот так кто-нибудь напугал, каково?” Взрослые любят все усложнять, и если всегда их слушать, то и пальцем не шевельнёшь. Они вот никогда не врываются в вороньи стаи и не знают, какая это потеха. И ещё неизвестно, кто тут кого должен бояться, — дружная стая разозлённых ворон и поцарапать может… Тут ему видней, потому что в детстве ни папа, ни мама не летали по воздуху — антигравитаторов тогда не было. Даже представить трудно, как это они без них обходились.
Одинокая птица не представляла особого интереса, но, приглядевшись, мальчик внезапно насторожился. Уж слишком величественно парила птица! Такой размах крыльев мог быть только… Ну конечно же, это орёл! Орёл!
Уиу-у! Тело мальчика ввинтилось в ставший упругим воздух. Расстояние до орла сокращалось, но тот все так же лениво парил, нисколько не шевеля крылом. Орёл был могуч и, видимо, стар; его царственный вид взбудоражил мальчика. Среди перьев хвоста виднелось несколько белых, и у мальчика даже слюнки потекли при мысли, что трофеем охоты может стать НАСТОЯЩЕЕ ОРЛИНОЕ перо. У всех ребят для игры в индейцев перья синтетические, а у него будет добытое им самим настоящее!
Крылья орла наконец дрогнули. Он уже не парил, а летел прочь от преследователя. Но и удирал он как-то надменно-снисходительно.
Мальчик не думал об опасности, об изогнутом крепком клюве и острых когтях, которым он мог противопоставить лишь скорость своего “Икара”. До сих пор орёл был символом, персонажем мультфильма, иллюстрацией в книге, а тут он был живой, настоящий и, как подобает орлу, царственный. Такую добычу нельзя было упустить.
Ветер стал тугим, воздух обтекал, как вода, из глаз потекли слезы, но на шлеме были очки, и мальчик поспешно опустил их. Однако — вот беда! — расстояние почти не сокращалось.
БЫСТРЕЕ!
Греющая, если холодно, термоодежда плотно облегала тело, но ветер уже и её вспарывал, выдувая тепло. Руки коченели, но кто обращает внимание на такие мелочи, когда идёт охота?
Крылья орла мерно и сильно били воздух. Но расстояние сокращалось!
Лицо жгло, ветер ревел в ушах, дыхание закладывало. Только бы достать!
Орёл казался мощным автоматом, так ровен, быстр и бесстрастен был его полет.
И все-таки мальчик нагонял его.
Теряя величие, а заодно и сходство с машиной, орёл метнулся в сторону, вниз… (Мальчик повторил манёвр, не потеряв ни миллиметра).
Соревнование шло не на равных, потому что орёл тратил свои силы, а мальчик нет. Но мальчику, чьё тело превозмогало давящую нагрузку воздуха, казалось, что это он сам летит, сам борется и сам побеждает. Вот уж преследование так преследование!
Ещё немного расстояния выиграно, ещё немного…
Орёл вдруг круто нырнул, и несколько сантиметров оказались потерянными, потому что длинное тело мальчика не смогло описать столь же крутую дугу.
Уходит, уходит же!…
Но нет, мощь аппарата превозмогла силу орла. Хвоста уже можно было коснуться пальцами… Но окоченевшие, сжатые в кулак пальцы плохо повиновались мальчику. Он чуть не заревел от разочарования, потянулся так, что в глазах потемнело. И кончик заветного пера очутился в негнущихся пальцах…
Что-то непонятное произошло, едва он дёрнул перо. Тело орла странно перекосилось, смялось в нелепый комок и пронеслось над ногами мальчика.
Он лихорадочно затормозил, не понимая, отчего орёл падает, отчего крутится его тело и под нелепым углом встаёт то одно крыло, то другое.
Тишина смолкшего ветра оглушила. Ставшее каким-то мохнатым, тело орла продолжало падать, то планируя, то резко проваливаясь. Ничего не понимая, мальчик ринулся вслед за уходящей добычей.
Но орёл упал раньше. Машинально приняв позу посадки — ноги полусогнуты, руки прижаты, — мальчик спустился неподалёку. Ослабевшие мускулы плохо смягчили толчок, он завалился на спину, но тотчас вскочил и в смятении кинулся к орлу
Одно орлиное крыло лежало великолепно распластанным, другое неестественно топорщилось, как сломанное. Не было в орле уже ничего царственного, ничего от бесстрастия могучего воздушного автомата, ничего от загнанного, но даже в панике величавого существа. Был смятый, неопрятно взъерошенный труп. Полузатянутый белком глаз мутно смотрел в небо.
Мальчик, ещё не веря, что орёл мёртв, с усилием глотнул воздух.
Ведь он не хотел ничего такого. Как же так? Вот это, то, что он видит, и есть смерть? Настолько хрупка жизнь — и его, значит, тоже? Но это же несправедливо, несправедливо!!!
Мальчик едва сдержал крик и оглянулся, как бы ища поддержки. Зеленела на ярком солнце трава, в воздухе реяли бабочки, и была во всем этом такая пустота, такая неумолимость нового, открывшегося ему порядка, что мальчик похолодел от ужаса.
Потом все облегчили слезы, которые он пытался сдержать и не мог, они мучительно текли, заволакивая мир. Он хотел бежать, немедленно бежать к маме, папе, любому человеку, лишь бы не оставаться в одиночестве. Но что-то удержало его на месте.
Он знал причину. На ближнем пригорке в обрыве золотился песок, там можно было вырыть могилу. Он пошёл туда, вытирая слезы.
И тут он заметил, что до сих пор сжимает в руке перо. Он разжал кулак. На ладони лежало измызганное, серое от пыли перо, которое там, в вышине, казалось ему таким желанным и белым.

1 2