— Там что-то дымит, — сказал я. — Что бы, интересно, это могло быть?— Дракон, — ответила Эя.Так, так, дракон, стало быть… Что ж, дракон так дракон, огнедышащий, надо думать. Фумарола какая-нибудь, ничего удивительного. Тогда молчание Эй понятно. Дракон есть дракон, вряд ли его можно считать приметой местности, он же грозное существо, злой дух, который летает ночами, кушает маленьких непослушных детей или что-то там ещё придумала их фантазия… Я в своём хроноскафе тоже гожусь на роль дракона, могу в этом качестве поспорить с любой фумаролой. Раз уж мне придётся жить до скончания века, то, безопасности ради, не установить ли таким манером собственный культик? Я и Снежка, дракон и драконесса, попробуй кто-нибудь подступиться… Из Эй можно сделать превосходную жрицу, она бы собирала дань с окрестных племён. Неплохая, что и говорить, перспектива, чёрный, не хуже суеверия, юмор.— Нет, Эя, — проговорил я вслух. — То, что ты видишь, не голография, не обман. Горы настоящие, лес настоящий, все настоящее. Вот, убедись…Я отомкнул мембрану и вышел. С коротким вскриком, едва не сбив меня с ног, следом рванулась Эя. Мои ботинки глубоко ушли в пепел (говорю о своих, потому что Эя успела избавиться от этих непонятных и обременительных штуковин). В ноздри ударил мерзкий запах гари. К ногам, ластясь, подкатил чёрный смерчик, свернулся в порошистый клубок и пошёл гулять дальше.По лицу Эи текли слезы. Выскочив, она сразу упала на колени, ласкающим движением погладила чёрную землю. Теперь она верила, что глаза ей не лгут, и рвалась к дому, мне стоило немалых трудов вернуть её в хроноскаф и убедить, что до становища куда быстрее добраться с помощью “магии”. Упоминание о магических силах, которыми я наделён, её убедило. Конечно, мы познакомили её с нашими машинами, она вроде бы даже поняла, что все это не наваждение, но в её уме плохо укладывалось, что “скалы” движутся по воле человека. Вот летающий человек — это дело другое, в это она быстро поверила. Ещё бы! Сказки зародились в глубокой древности, в них герой мог летать и летал, тут была прямая аналогия с птицами и видениями сна. Но чтобы огромные скалы мчались по небу с людьми, чтобы эти бездушные громады исполняли желание? Это так и осталось вне представлений, хотя я, конечно, не прав, называя скалы “бездушными”; для Эй все на свете было одушевлено, только по-разному. Возможно, именно это позволяло ей более или менее спокойно воспринимать чудеса нашего мира.Но доверяла Эя только привычному и неохотно вернулась в хроноскаф. Усадив её и взяв слово, что она ни к чему не прикоснётся, я двинул машину. Конечно, до стойбища, где жила Эя, быстрее всего можно было добраться по воздуху, но я не хотел привлекать внимание, тем более являть собой “дракона в небесах”, и, приподняв аппарат на гравиподушке, тихо повёл его к распадку леса. Разумеется, Эя не поняла, почему я избрал окольный путь, и заволновалась. Я не стал ничего объяснять, просто сказал, что мы можем двигаться только так. Она не возразила, но, похоже, сделала для себя кое-какие выводы. Моё настроение Эя чувствовала хорошо, и оно, видимо, вернуло её к первоначальной догадке, что где-то неподалёку спрятался враг, столь же могущественный, как я сам. Если бы я не взял с неё слова сидеть неподвижно, какой-нибудь рычаг, боюсь, был бы на всякий случай сломан и превращён в оружие. Иначе зачем ей было бы браться за ботинок? Озираясь по сторонам, она держала его в руке и при этом что-то шептала. Я так и не понял, чем он был для неё. Защитой вроде креста и распятия или оружием, тем более магическим, что ботинок оставался частичкой нашего, безусловно, таинственного и могучего мира? Не знаю, не знаю, что наметалось в её голове; легче понять инвариантность перехода во времени, чем это.За машиной, пока мы пересекали пожарище, резвой стайкой бежали клубы чёрной пороши. С этим шлейфом мы и въехали в лес, но там они не сразу рассыпались. Чтобы не продираться сквозь чащу, я вскоре вывел машину к ручью, мелкому и такому прозрачному, что были видны не только камни на дне, но и продолговатые рыбёшки, которые стремительными брызгами серебра кидались врассыпную ещё до того, как их накрывала тень машины. На склонах пламенела осень, в кипучих изломах ручья дробилось солнце, мир был прекрасен, чего, разумеется, нельзя было сказать о моем настроении.Я спешил, как только мог, однако извилистые распадки и чащоба водоразделов, которые приходилось пересекать, задерживали движение, отчего прошло не менее часа, прежде чем мы приблизились к цели. Эя едва сдерживала возбуждение, да и я тоже. Наконец позади остался последний завал. Чтобы не обнаруживать себя, я притормозил машину метрах в десяти от перегиба возвышенности, завёл её в густую тень подлеска, вылез сам и выпустил Эю. Несколько шагов — и мы оказались на краю гребня.Внизу в солнечной безмятежности нежилось продолговатое озеро, к его берегам подступали берёзы и сосны. Воду полосами морщила блескучая рябь. Ток-ток-ток! — где-то неподалёку стучал дятел, которого ничуть не волновали всякие там хроноскафы. Меж соснами противоположного берега просматривались конусы хижин, несколько узких долблёнок было приткнуто в камышах. Все в точности отвечало описаниям Эй. Сердце забилось так гулко, что я ухватился за ствол дерева: там, в одной из хижин, должна была находиться Снежка.Могла находиться, тут же остерёг я себя.— Вот ты и дома… — сказал я Эе.Ответом было молчание. Ноздри Эй раздувались, словно она принюхивалась, вид у неё был скорее хмурый, чем радостный.— В чем дело? — встревоженно спросил я.Лицо девушки, по которому скользила зыбкая тень листвы, казалось вырезанным из потемнелого дерева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55