- Если вы дадите им шанс сделать это, то убедитесь, что меня не так
легко сломать, - пригрозил он.
- Агнесса действительно обладает чем-то, чего я не заметил, - сказал
я.
- Она прохвостка. Я тоже прохвост. Все мы прохвосты. Поэтому и
продаем себя друг другу за пару монет. Ладно. Попробуйте меня купить. Он
взял сигарету из лежавшего на столе портсигара, бережно вставил ее в рот,
потом зажег спичку точно так, как это привык делать я - чиркнув ею о
каблук. Размеренно выдыхая дым, он прищурившись глядел на меня. Смешной,
гордый малый, которого я мог бы раздавить одним пальцем. Маленький
человечек, заблудившийся в мире больших людей. Но было в нем что-то такое,
что нравилось мне.
- Я не из кого здесь не пытался выжимать деньги, - произнес он. - Я
пришел поговорить о двух сотнях. Цена эта окончательная. Пришел, так как
думал, что получу их. А может и нет. В обоих случаях это должна быть
чистая работа. А вы начинаете пугать меня полицией. Стыдитесь, дорогой.
- Вы получите деньги за эту информацию, - сказал я. - Но сначала я
должен сам взять деньги в банке.
Он встал и кивнул.
- Если так то ладно. Но лучше, когда стемнеет. Это опасное дело, если
я попробую встать на пути таких людей, как Эдди Марз. Но надо ведь как-то
жить. Было бы лучше, если бы вы пришли в мое бюро, на западном бульваре,
номер 428. Вы принесете деньги, а я отведу вас к Агнессе.
- А вы можете назвать мне адрес Агнессы? Ведь я ее знаю.
- Нет. Я обещал ей, - заявил он без всяких увиливаний. Затем
застегнул плащ, надел шляпу, еще раз кивнул, направился к двери и вышел.
Его шаги стихли в коридоре.
Я спустился в банк, чтобы перевести на свой счет пятьсот долларов
генерала и снять две сотни на текущие расходы. Потом вернулся наверх и
уселся во вращающееся кресло, чтобы обдумать то, что наговорил мне Гарри
Джонс. Это звучало слишком гладко и похоже было скорее на искусственную
простоту выдумки, чем на запутанную реальную действительность. Капитан
Грегори наверняка был в состоянии отыскать Мону Марз, если бы она
находилась так близко, где-то на его территории.
Я размышлял обо всем этом большую часть дня. Никто не посетил мое
бюро. И никто не звонил мне. А дождь все еще шел.

26
В семь дождь перестал идти, сделав краткую передышку, но стоки все
еще были переполнены. В Санта-Моника вода стояла вровень с тротуарами и
тонкими струйками переливалась через бордюры. Полицейский, регулировщик
движения, в блестящих резиновых сапогах, таком же плаще и фуражке, брел
через водяные потоки, покинув укрытие под намокшими брезентовыми тентами.
Скользя каблуками ботинок по мокрому тротуару, я свернул в узкий холл
"Фаулвайдер-билдинг". Далеко сзади, за открытым лифтом, когда-то
покрашенным под бронзу, горела единственная лампа без плафона. На
изношенном резиновом коврике стояла тусклая плевательница, в которую,
очевидно, никто никогда не попадал. На стене горчичного цвета висела
витрина с искусственными челюстями под стеклом. Номера с фамилиями и
номера без фамилий. Или много свободных комнат, или же много жильцов,
желающих остаться неизвестными. Безболезненно работающие дантисты,
подозрительные детективные агентства, умирающие предприятия, прибившиеся
сюда в агонии, заочные школы, обещавшие научить, как стать
техником-электронщиком или писателем-драматургом, или же кем-то еще в этом
роде, если, конечно, полиция не расправится с ними раньше. Скверное
здание. Дом, в котором застарелый запах сигаретных окурков - это еще не
самый неприятный запах.
В лифте на табуретке с протертой подушкой дремал старец. Рот его был
открыт, покрытые мелкими жилками виски блестели в слабом свете. Он был в
голубом форменном пиджаке и, похоже, чувствовал себя в нем так же хорошо,
как лошади в стойле конюшни. Кроме того, на нем были серые брюки, белые
шерстяные носки и черные детские полуботинки. Он спал на табуретке,
вызывая жалость, и ждал клиентов. Я на цыпочках прошел мимо него и, уловив
едва заметное дуновение, нашел дверь к пожарной лестнице и открыл ее.
Лестничная площадка не убиралась несколько месяцев. На ней спали и
питались бродяги, оставляя хлебные корки и куски грязных газет, спички и
выпотрошенные кошельки. В грязном углу, между стенами, исписанными
каракулями, лежал кружок белесой резинки и судя по всему никто и не
собирался убирать ее оттуда.
Приятное зданьице.
Тяжело дыша, я взобрался на четвертый этаж. И его холл украшала
грязная урна, стоявшая на изношенном коврике, и такие же горчичного цвета
стены, такая же атмосфера подозрительных занятий. Табличка с надписью
"Л.Д.Уолгрин - страхование" висела на темной двери из непрозрачного
стекла, дальше находилась другая темная дверь и наконец третья, за которой
горел свет. На ней была табличка "Вход".
Над освещенной дверью было открытое маленькое вентиляционное
отверстие. Я услышал резкий птичий голос Гарри Джонса.
- Кэнино? Конечно, я уже видел вас где-то, мистер Кэнино...
Наверняка.
Я похолодел. Потом послышался другой голос. В нем проскальзывали
рокочущие нотки, что-то вроде звука маленькой дрели, работающей за стеной.
- Думаю, у тебя была возможность... - я почувствовал в голосе легкую
угрозу.
Стул подвинулся по линолеуму, приблизились шаги и отверстие вдруг
захлопнулось. За стеклом сгустилась тень, которая быстро расплылась и
пропала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71