Уселся с собачонкой-утятницей в шалашик и стал ждать рассвета, когда утиный лет начнется. Уток ныне тьма-тьмущая вывелось, а охотников на утреннюю зорьку набралось, как говорится, еще больше. Пальбу открыли в кромешной темноте. К рассвету же загудела такая канонада, будто на фронте перед серьезным наступлением. Вблизи от меня, правда, не стреляли, и кряквы к моему скрадку подсаживались часто. Считай, за полчаса я уложил четырех утей. И тут слышу за кустами, на выкошенном лугу, сердитый спор: вроде бы два мужика заскандалили. Не успел прислушаться, чего скандалисты меж собой не поделили, уже третий мужик злобно вроде приказал: «Вован, мочи козла!» За этим приказом – трах-тарарах! Почти дуплетом грянули два выстрела. Один резкий, как из боевого пистолета, другой – ружейный, кажись, двенадцатого калибра. Трех секунд не минуло – опять, елки-зеленые, ружье бабахнуло. Тотчас кто-то завыл: «У-у-у-у», и грузно затопал по кошенине. Побежал, значит. Чуток погодя мотор легковушки рыкнул. Поурчал недолго, удаляясь, и все затихло.
– Голоса незнакомые были?
– Первых двух я не расслышал, а третий – басовитый, как у генерала, чужаку принадлежал. В нашем селе таких басов нет… – старик, словно собираясь с мыслями, несколько раз кашлянул. – Такое непонятное явление, признаться, крепко встревожило меня. Поднятые канонадой на крыло утки снуют туда-сюда, плюхаются под моим носом, а я замер, как оловянный. Не стреляю. Прислушиваюсь, не продлится ли скандал. Круг солнца наполовину уж всплыл… Проще говоря, кончилась моя охотничья зорька. Тревога тяжким камнем на душу легла. Отпустил с поводка свою утятницу. Собачка мигом перетаскала мне с воды подстреленную дичь. Сложил я добычу в рюкзачок. Закинул ремень ружья за плечо и вышел из приозерных тальников на скошенный луг. У других озер выстрелы раз за разом барабанят, а здесь – тишина. Направился было проторенной дорожкой, где путь до села покороче, но собачонка вместо того, чтобы впереди бежать, как обычно, вильнула к стогу и затявкала. Из интереса пошел за ней. От силы два десятка шагов сделал, вижу: раскинув руки, навзничь лежит здоровенный парнюга в таком же, как у меня, маскировочном костюме. Пригляделся – вылитый Володька Гусянов. Сразу подумалось: не пьяный ли?.. В водке он меры не придерживался. Когда же увидал на груди, против сердца, дырку с большим пятном крови, смикитил: застрелили парня…
– Придется, Егор Захарович, съездить с нами к тому месту, – сказал Бирюков.
– Если надо, то куда денешься.
– Кого здесь можно пригласить в понятые?
Старик пожал широкими плечами:
– Вопрос щекотливый. Вчера горючку для тракторов привезли. Значит, работящие мужики в поле зябь пашут. А лодыри после авансирования теперь уж, опохмелившись, влежку лежат.
Голубев указал взглядом в сторону таверны:
– Игнатьич, вон два полувоенных пахаря пока еще держатся на ногах.
На резном крыльце растерянно стояли только что вышедшие из таверны двое небритых мужчин в одинаковых бледно-зеленых гимнастерках и в пузырившихся на коленках солдатских штанах, заправленных в кирзовые сапоги. Один – низенький, с круглым животом, держал правую руку в оттопыренном кармане и опухшими глазками смотрел на участников оперативной группы с таким удивлением, будто внезапно увидел пришельцев внеземной цивилизации. Другой – на голову выше первого, тощий со впалыми щеками, задумчиво чесал лохматый затылок.
– Обычное явление, – ухмыльнувшись в седую бороду, сказал Егор Захарович. – Закадычные дружки Кеша Упадышев, прозванный Шариком, и Гриня Замотаев, по прозвищу Фитиль. Либо припозднились ребятки сегодня с похмелкой, либо уже по второму кругу начали лечиться.
Предложение прокурора дружки приняли без энтузиазма.
– Неотложное дело не позволяет нам прямо сейчас ехать с вами, – опустив глаза, тихо проговорил низенький Упадышев.
– Обождите чуток. Мы на минутку домой сбегаем и тогда хоть понятыми, хоть кем выступим, – гнусаво растягивая слова, следом за Кешей предложил Гриня Замотаев.
– Некогда ждать, мужики, – строго сказал Бирюков.
– Чего такое срочное на лугах стряслось? Фермерское сено украли или сожгли?
– Володьку Гусянова, кажись, застрелили, – хмуро вставил Егор Захарович.
Замотаев исподлобья уставился на старика:
– Ты чо-о, дед Егор, с печки упал?.. Вован вчера до полночи гулял в таверне. Лизку Удалую щекотал да тискал. За компанию нас с Кешей накачал шампанским досыта. А от этой шипучки, скажу тебе, утром башка трещит пуще, чем от самогона.
– Володька, по-моему, и ночевать к Лизке ушел, – добавил Упадышев. – Какая придурь утянула его от бабы на луга? Похмелки там днем с огнем не сыщешь… – Глянув снизу вверх на Замотаева, вздохнул: – Придется ехать, Гриня, а?..
Тот в ответ мрачно наклонил лохматую голову:
– Придется, Кеша. Смерть – святое дело.
Глава IV
Когда оперативная группа приехала к месту происшествия, охотничий пыл на лугах, можно сказать, остыл. Лишь периодически вдали то тут, то там возникали непродолжительные вспышки выстрелов. Видимо, одни добивали выплывших из озерных зарослей на чистую воду подранков, другие «добытчики», успев после зорьки пропустить заветный финишный стаканчик, азартно соревновались в стрельбе по пустым бутылкам.
Труп одетого в расстегнутый камуфляжный комбинезон молодого мужчины лежал на подрастающей после укоса луговой отаве возле большого стога сена, над которым в безоблачном ясном небе, распластав неподвижные крылья, широкими кругами парил черный ворон. На полосатой тельняшке, плотно обтягивающей могучую грудь потерпевшего, блестела крупная цепочка с золотым крестом внушительного размера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9