Но ради эксперимента я однажды решил исследовать воз-
действие многократных фокусировок на одной из ячеек и не обнаружил ника-
ких последствий. Любые изменения сразу бы отразились на текстуре объек-
та: поверхность, скажем так, "здорового" события - гладкая, розоватая и
глянцевая, а у "поврежденной" ячейки - в трещинах, тусклая и желтая. Я
встречал и другие дефекты поверхности - вмятины, выпуклости, борозды, но
их смысл и происхождение пока остаются для меня загадкой. Для меня также
непонятно, насколько качество ячейки сказывается на всей событийной це-
почке.
- Вы не исключаете возможности воздействия на ячейки через интерфе-
ротрон?
- Нет. Любое исследование, как принято считать, разрушительно. Впро-
чем, до сих пор я не смог зафиксировать каких-либо мутаций ни в одной
ячейке, хотя, вероятно, должен существовать способ внешней коррекции со-
бытий. Но я даже не берусь предположить, к какой цепной реакции приведет
вмешательство в структуру хотя бы одной ячейки. Все известное нам мироз-
дание может рассыпаться, как калейдоскоп, и сложиться каким-нибудь дру-
гим образом.
Густав сделал глоток виски. Богенбрум помолчал некоторое время, мыс-
ленно что-то сопоставляя, и, отхлебнув из бокала, задал очередной воп-
рос:
- А эта ячейка, или событие, - как их можно соотнести по размерам с
нашим внешним миром?
На лице Густава появилась самодовольная улыбка.
- В том-то и прелесть моей теории, уважаемый Франц, что событие как
таковое не имеет никаких координат. Оно бесконечно велико или бесконечно
мало, - это уж как вам понравится. Оно не материально и не идеально, бу-
дучи и тем, и другим. Каждое событие участвует в любом явлении - настоя-
щем, прошлом или будущем, происходящем где угодно во Вселенной. Наше с
вами существование - это всего лишь произвольное скольжение по ячейкам
согласно вектору, сложенному стрелками. Я, таким образом, нанес решающий
удар по искусственному представлению о том, будто внешний мир движется и
изменяется, а мы развиваемся вместе с ним. Отнюдь нет: мы - всего лишь
небольшое возмущение, проносящееся вдоль ячеек, подобно шару, запущенно-
му блуждать по многочисленным бесконечным лабиринтам. Инерция движения
рано или поздно исчерпывается, в зависимости от встречающихся на пути
интерференций, и возмущение затихает: мы воспринимаем это как смерть.
"Слоеный пирог" вечен и неподвижен. Он бесконечно велик или мал, - это
не играет роли. События установлены в своей данности, и никому не сужде-
но их изменить. Для "пирога" совершенно безразлично, существуем мы или
нет: если бы он мог что-нибудь чувствовать, то воспринимал бы нас как
внутренний ветер. Моя теория имеет несколько важных следствий. Во-пер-
вых, "слоеный пирог" допускает скольжение вдоль него - или внутри него,
если хотите - по любому маршруту, какими угодно зигзагами. Нам с вами
только кажется, что мы движемся линейно: кто может поручиться, что две
минуты назад мы не свернули куда-нибудь, вторгшись в чужое пространство,
или же не стали двигаться в обратном направлении? Одновременно с нами
(хотя понятия времени здесь совершенно иррелевантны) внутри "пирога" мо-
жет перемещаться произвольное число возмущений, движущихся сколь угодно
причудливыми кривыми, но каждому из них, вероятнее всего, собственное
движение представляется поступательным и равномерным. Во-вторых, то, что
воспринимается как реальность, - уникально для каждого субъекта и имеет
неповторимый характер. Это следует из того, что невозможно следование
более, чем одного возмущения, вдоль одной и той же интерференционной
трассы. Скажем, я двигаюсь вот так:


а ваша траектория выглядит, возможно, следующим образом:


Но, в те моменты, когда мы воспринимаем друг друга как явления, наши трассы
пересекаются или расположены параллельно.
- Извините, что перебиваю вас, Густав, но какова природа этих возму-
щений? Из-за чего они возникают?
- Точного объяснения дать не могу, но подозреваю, что как возмущения,
так и наличие "дефектных" событий - результат статического напряжения
внутри "пирога" и, если можно так выразиться, внутренних сейсмических
явлений.
- Следует, таким образом, понимать, что субъекты, то есть, мы с вами,
существуем исключительно благодаря нестабильности "пирога" и с достиже-
нием им полного успокоения попросту исчезнем?
- "Пирог" не может успокоиться или, наоборот, раскачаться. Все, что
находится внутри него, существует всегда и никогда, происходит постоянно
или - с другой точки зрения - вообще не происходит. Индивидуальное восп-
риятие здесь зависит от того, на какие интерференционные вихри или греб-
ни, реализуемые в виде явлений, наталкивается возмущение вдоль своей
трассы. Но, поскольку "пирог" вечен, у меня нет оснований полагать, буд-
то присутствующие внутри него процессы куда-либо исчезнут. Возвращаясь к
моим объяснениям: третьим следствием является полный отказ от понятия
времени. Его попросту нет. Время - это то, что субъективно представляет-
ся возмущению при следовании вдоль интерференционной трассы. Самый наг-
лядный пример: нам жалко какую-нибудь бабочку-однодневку, но мы с уваже-
нием относимся к человеку, прожившему 200 лет. Но кому ведомо, чья трас-
са длиннее? Говоря о смерти, следует понимать ее шире. Та картина гибе-
ли, что мы видим здесь, в нашем мире, - возможно, лишь изменение направ-
ления трассы, ожидающее всякое возмущение. Покойник бегает среди нас,
кричит, размахивая руками, но мы его не видим:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30