Шпындро молчал, соображая, и мама пришла на помощь: "Тут
соседка вернулась с работы пораньше, так что, Игорек, все образовалось.
Заедешь, когда сможешь". Мать лгала, он принял эту ложь, даже успел,
положив трубку, покручиниться и тут же отметить, что еще не совсем погряз
в себялюбии.
Встреча с Колодцем прошла, как и намечали, быстро, с короткими
торгами.
- Ты крутой стал, - обиженно заявил Колодец и еще высказал
недоумение, что билеты на просмотр, обещанные Шпыном через Наталью уплыли,
а Колодец уж и с дамой сговорился.
- Чего-то там сорвалось, - Шпындро желал, как можно скорее убраться,
он вообще сразу терял к событиям интерес, когда деньги уже затаивались в
кармане. Дружить с Колодцем ему не светило, но и обострять отношения
смысла не было, к тому же каждый раз при виде Колодца Шпындро, будто тенью
комиссинщика различал Настурцию и его охватывало давно забытое волнение,
потому что в глазах Притыки угадывалось нечто обещающее: не скажешь, что
именно, и только светятся в этих глазах напополам с легко возникающей
смешливостью и обещания, это мог прочесть любой зрячий.
Шпындро предпочитал купюры новые, на сей раз Мордасов расчитался
жеванными, ломанными, прошедшими через множество рук. Шпындро не знал, что
Мордасов дает деньги в рост - в каждом ремесле свои секреты, также не знал
Шпын, что их встреча совпала с Днем возвращения и оттого в его карман
перекочевала пухлая пачка несвежих денег из заколотого английской булавкой
бумажника Мордасова. Теперь, когда с ручечного рациона, приправленного
часами и зажигалками Шпындро могли снять и отправить на мехдобычу в жирных
тряпичных пластах зарубежья, терять мордасовский канал сбыта тем более не
позволительно. Шпын пообещал разобраться с билетами на просмотры, снова
вспомнил Настурцию и не в силах совладать с приступом внезапной щедрости,
вынул паркер, отложенный для себя, и протянул Колодцу. Для Настурции!
Колодец давно приметил, что внешнекупчик ладит лыжи к Притыке. Ревности
Колодец не испытывал ни малейшей, скорее недоумение от неумелой попытки
вторжения в его владения. Колодец любил ковать пока горячо - надо
раздобыть оправу! - оглядел приехавшего электричкой Шпына с ног до головы,
притянул за лацкан, приблизился так, что запахи их одеколонов смешались и
снизу заглянул в глаза.
- Ух ты! Паркер отвалил! Разбирает? Бередит в чреслах?!
Шпындро отстранился, показалось, от Колодца кроме одеколона пахнуло
чем-то давним, запахом неустроенности, нищеты двадцатилетней давности.
Игорь вяло отметил, что ничего не знает о Колодце: где тот живет, с кем и
как. Зачем деловые отношения превращать в иные? Он уже корил себя за
передачу Настурции, надо бы просто позвонить ей и назначить свидание,
повести поужинать, но даже обыкновенный ужин в воображении Шпына вырастал
в дело сложное, хлопотное и кроме того сулящее ненужные траты. У него
давно отработан ритуал ухаживания: поездка в машине, рассказ об
иноземельном житье-бытье, приправленный высмотренными в кинофильмах
сценами, сетования на тяжесть и ответственность службы, ну, может, еще
поход в театр плюс скромное подношение из товара, бесплатно ему
доставшегося от фирмачей. Как правило хватало...
- Ты зря, - неуверенно возразил Шпындро и себе затруднившись
пояснить, что именно зря. Мордасов потребовал позаботиться об оправе. Шпын
принял к сведению. Распрощались, Игорь зашагал к станции, Колодец,
груженный пластиковыми мешками - особая статья дохода, пакеты Шпын
доставлял партиями, шли по трояку, а как же иначе, если отечественные
поболе полтиника - заковылял по пустынной ночной площади к машине,
латанной-перелатанной, обещающей вот-вот развалиться.
Маскируется, торжество окатило Шпындро, а ему не больно надо, может
себе позволить, меняй машины хоть раз в год. Выездной! Кто усомнится?
Впрочем и Мордасов маскировался скорее из любви к таинственному,
сколько их, мордасовых, раскатывает в новье, чуя свою безнаказанность,
упиваясь шальным недоумением трусоватых, рохлей: надо ж, ничего не боятся
деловые, проросли козлища средь карающих ангелов, перемешались...
Шпындро не ставил себя на одну доску с Колодцем, тот чистый жулик,
чего там говорить. Игорь Иванович не учился сколько, язык осилил, другое
дело, как приноровился изгибаться и юлить, в подобострастии не последний
человек, однако с эксцессами явного подхалимажа распростился, зная, что
они не в чести, требовалась тонкая смесь вроде бы и достоинства, а вроде
бы и покорности, скорее понимания, что за здорово живешь начальниками не
назначают, особый это сорт, есть в них такое, что словами не определишь, а
всем видно, и сорту этому нужно выказывать уважение не за дело, не
благодаря достижениям, умениям или успехам, а только ввиду
самодостаточности такого типа людей, которым не нужно вовсе отличаться
качественной работой или работой вообще, это не их дело, их дело -
круглосуточно важничать, пухнуть изнутри, как тесто в квашне, надувать
шеки, многозначительно закатывать глаза, к месту и не к месту роняя
излюбленное филинское - сложное сейчас время - на это и впрямь уходила
тьма сил, недаром с работы и на работу таких возили на персоналках.
В электричке горбились люди, которых Шпындро не приходилось встречать
часто, похоже пришельцы из иного мира, будто так и сновали в электричках
его детства все эти годы безостановочно и в жизни их не многое менялось,
пока Шпындро успел полмира исколесить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93