Лампочки тлели над головой, в
дальнем конце вагона голосил ребенок, подвявший букет на сетке через
проход похоже исходил тем же тлением, что и старушка, тащившая цветы в
Москву. Упаси бог так жить. Купец-оборотень приткнулся в углу, тени
деревьев, редкие фасады, огоньки убегали назад. Пассажиры молчаливы,
думают: вот сел мужчина средних лет такой же, как и мы, и ошибаются, если
вообще думают о нем; вовсе не такой, жизнь его по-другому заладилась,
потому что с младости нацелился, уж и не помнил, кто вбил в его башку
малолетскую, мол, два способа жить имеется в настоящий момент и в
обозримом просторе грядущего: или воровать, или ездить! Имелось ввиду для
людей, ничем не отмеченных. Воровать - страшно, не всем дано, да и почет
несравним. Другое дело - ездить. Сейчас вернется, пройдется по комнатам,
уставленным такими вещицами, что люди в электричке не только не видели, и
не слышали о таких, сядет за стол в кабинете и начнет готовиться к
завтрашнему выступлению на семинаре, его черед настал и занятию надо
задать тон первыми словами и слова эти должны быть честными, не слишком
возвышенными, но и не затертыми, не просторечными, но и не заумными, а
словами труженика не без мозгов, который с полной отдачей делает свое
дело, вроде не заметное, но такое нужное.
Через сорок минут Шпындро доплелся до дома - код, газета, лифт -
перед входной дверью квартиры 66 замер. Наталья добилась именно такого
номера - дьявольская цифирь - и сейчас крутолобые завитки сияли с медной
таблички. В доме этом спал, ел-пил, проживал люд особенный: или только что
оттуда или вот-вот туда, или в тягостном ожидании отправки, дурно
маскируемом натужным энтузиазмом, попадались и обычные труженики - главный
инженер завода метизов, пара-тройка остепененных средней руки,
благосклонной судьбой или аховым случаем заброшенные в этот дом и даже
мать-одиночка, поселенная сюда или пожилым обожателем или впрямь добрым
человеком из исполкома, если такие еще не перевелись вчистую.
Шпындро полез за ключами, звякнул гроздью разнокалиберных, с
затейливыми бородками да раздумал, пока-то пооткрываешь все запоры, а их
пять на щеколдах, не считая цепочки вывезенной из предпоследней поездки и
стальной рамы на штырях, утопленных в стену, в которой держалась дверь.
Взять квартиру Шпындро все равно, что пытаться пробить крепостную кладку в
метр толщиной кулаком и это еще не считая сигнализации. Конечно, если
Наталья дома, дверь всего на двух задвижках, но ковырять лень и Шпындро
тронул кнопку звонка. Никаких переливчатых трелей, зачем наводку давать;
как намекнул один из дружков, дверь должна иметь самый непритязательный
вид, никаких ручек с выкрутасами, ни стеганых обивок, ни симфонических
звонков, зачем внушать лихим людям дурные мысли? Снаружи дверь квартиры 66
смотрелась скромнее прочих в доме, только медная табличка с двумя
шестерками нарушала план маскировки, да и ту прибили по настоянию Натальи,
возразившей, что чрезмерный аскетизм тоже подозрителен, супруг согласился,
внял... Царство его начиналось сразу за дверью, как подытожил однажды
Кругов, когда они еще теплее относились друг к другу, и Шпындро зазывал
сослуживца к себе: "Граница между двумя системами пролегает, Иваныч, как
раз по порогу твоей квартиры, на площадке еще мы, а только шагнул в
коридор - уже они". Так оно и было, и что ж, думал Шпындро, заслужил, не
ворованное...
В коридоре ни звука, еще раз нажал кнопку, прислушался, показалось, в
квартире посторонние шорохи, обдало жаром, как недавно в кабинете Филина.
Приложил ухо к замочной скважине. Сверху с тонкомордой афганкой вышагивал
величавый мужчина лет шестидесяти, Игорь Иванович с ним всегда
предупредительно раскланивался, не решаясь игнорировать наставления
Натальи: важный, мол, тип, говорят что... тут сыпались предположения одно
невероятней другого и лишь месяц назад выяснилось, что афганку выгуливает
начальник райпищеторга. На приветствие важный человек не ответил, впился
подозрительно, потянул поводок на себя, собака глухо зарычала.
- Что вам, товарищ? - Начальник райпищеторга прижался к перилам и
беспомощно шарил глазами.
- Да я... да вы не узнали меня, - пролепетал Шпындро, ругая себя за
маскарад, устроенный по случаю поездки за город, пришлось заехать в
раздевалку бассейна в центре, там переодеться, там и машину оставить благо
рядом с домом, а уж на обратном пути решил двинуть прямиком к ночлегу.
Немудрено, что вальяжный колбасно-консервный полководец не признал соседа
по дому, тем более насторожило, как тот склонился к замочной скважине,
небось глаза, стертые об накладные, уж потеряли остроту, не различают, что
перед ним тот самый вежливый средних лет мужчина с женой-красоткой,
впрочем таких в этом доме немало, их будто по парам разбили давным-давно,
научили одинаково говорить, одинаково одеваться, одинаково жить, одинаково
думать, но одинаковость эта была по их мнению самой высокой пробы,
одинаковостью избранных.
Наконец начальник райпищеторга прозрел - опознал лжевзломщика,
расплылся с облегчением, Шпындро злорадно подумал, что также меняется
выражение лица этого человека во время якобы случайных ревизий, о которых
тот оповещен заранее; когда даже намек на опасность оказывается позади,
тогда и снисходит благостное расслабление и лицо расцветает с весенней
яростью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93