сейчас возьмет да
откажется везти ее до станции и тогда в пеших порядках по кривым улицам да
на каблуках, да в жару, еще через лесок сшибать о корневища носки едва
надеванных туфель, от досады еще и зуб прихватит по новой, будь он
неладен.
Колодец кивает на машину.
- Загружайся!
И впрямь слезы высохли в момент, как капля ацетона. Настурция ловко
устраивается на переднее сиденье со сноровкой, приходящей от ежедневного
употребления, подобно чистке зубов; в городе до вокзала и с вокзала ее
подвозят, когда за деньги, когда за так: ей ли не знать, что не всякий
стребует мзду с такой, как она.
Едут молча и Колодец ерничает про себя, что даже его, человека
привычного, колени Притыки отвлекают от вождения и средство повышенной
опасности в его руках прыгает и скачет из стороны в сторону по-жеребячьи,
а колени Настурции трясутся вверх-вниз и мелькают округлыми белыми
пятнами, стоит лишь чуть скосит глаза от лобового стекла.
Машина пересекает пыльную площадь, Колодец успевает убедиться, как
двое, прочитав табличку в окне магазина, покорно отваливают от крыльца,
стоящего на двух грубо сложенных кирпичных столбиках, раствор из швов
поспешной кладки сочится, как излишек крема меж тонких листов слоевого
торта.
Электричка Притыки через двадцать минут. Настурция обретается в
Москве и то, что она столичная, а Мордасов пригородный, тоже причина
скрыто дремлющей неприязни, момент межплеменной розни, извечный конфликт
дворянства - неважно какого свойства - и беспородности.

В один день три раза переговоры - многовато, смысл виделся только в
последних, именно в них от Шпындро зависел, если не исход целиком, то
направленность обсуждения. Игорь Иванович старался, фирмач не мог не
видеть, вел себя негоциант - не подкопаешся - сух, не многоречив,
протокольно любезен, не более.
Шпындро оценил предложение фирмы толково, не захваливая, даже вкрапив
несущественные недостатки в мякоть неоспоримых достоинств; имела значение
и последовательность изложения, не велика мудрость, а многие упускают из
вида - запоминается последнее, особенно начальниками, у них перегруз
сведений, помнят только итоговое решение, иногда даже не дословно, не
смысл, а так сказать запах - положительный или наоборот. При описании
предложенной в торги продукции Шпындро недостатки сгреб в самое начало и
потом до конца наращивал про достоинства и кончил, как скульптор резцом
высек из камня: не вижу адекватных замен! Самый высокий чин кивнул
Шпындро: мол, отшлифуйте в рабочем порядке и на подпись. Выгорело. Шпындро
откинулся на спинку кресла.
Фирмач даже не глянул в его сторону - молодчина, свое дело знает
туго.
В коридоре к Игорю Ивановичу подошел Филин, прижал к стене, начал
излюбленными междометиями и покряхтываниями осыпать, засовывая папиросу и
ломая спички, будто взволнован прошедшим обсуждением.
- Ты чего его тащил? - Филин снова вещал из дымного облака и
привычность обстановки успокаивала Шпындро.
- По всем документам его товар лучший. - Шпындро умолк: Филину смешно
его слушать, что он первогодок, помимо качеств товара имелось столько
всякого-разного, что в день не проговоришь.
- Ну, ну... - Филин скроил гримасу, не оставляющую сомнений: за
дурака что ль держишь, я браток третий десяток лет здесь в
егерях-загонщиках, мне ль про дичь разлюбезную не знать всю подноготную...
Шпындро еще не успокоился после сообщения на переговорах и сейчас
видно: побледнел сверх меры. Филин вовсе не имел в виду дознаться до
причин поддержки Шпындро продукции именно этой фирмы; разве секрет, что у
каждого свои производители-любимчики и любовь эта произрастает на почве не
бескорыстной тяги, а в результате многолетних прополок и поливок, и
щедрого внесения удобрений тем, кто хочет продать.
- В субботу в путь? - Уточнил Филин, давая передых Шпындро и намекая,
что в коридоре прицепился только по этой причине. Шпындро кивнул. -
Зайдем, потолкуем.
Секретарь проводила начальника и подчиненного калькулирующим
взглядом, учитывающим и частоту появления в последнее время Шпындро в
начальственном кабинете и простоту обращения с ним Филина, почти обнявшего
победителя последних переговоров за плечи и торжество, плохо скрытое в
глазах Шпындро - унюхал, что его берет - и многое другое, что словами не
передашь, а при опыте известном ощущаешь, будто самое что ни на есть
материальное.
Пропуская Шпындро перед собой, Филин кивнул секретарю, мол, ко мне
никого - занят.
Сели. Шпындро прицелился метнуть анекдот для разгона, но решил не
торопить события; пошутили не зло о высоком начальстве и готовность Филина
к вышучиванию министерского олимпа подчеркнула его расположение к Шпындро.
В данный момент! Игорь Иванович понимал: момент потому и момент, что не
длится вечно, и надо так все обставить, чтобы до его отбытия за рубеж
приязни не сменился противоположным; вывести отношения на высокий уровень
доверия - попотеешь, но удержать их на нем и того труднее, всякий
проходил, как после тесных уз, контактов запоем, начинает трескаться
монолит взаимности и тем глубже трещины, тем ветвистее, чем радужнее и
доверительнее сложились отношения до кризиса.
- Слушай, - Филин выложил перед собой сразу пять папирос, каждую
размял, вытряхнул крошки табака. Шпындро проникся: разговор долгий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93