.. - хохотнул Колодец, - а вы боитесь?
- Я? - возмутился Филин, - ты не заговаривайся, парень, я воевал,
знаешь ли...
- А это при чем?
- При том! - Филину показалось, что Мордасов норовит заглянуть за
ворот рубахи к русалкам, пришлось скрестить руки на груди защитным пляжным
приемом.
- Воевали-то когда, а дают, подносят, то бишь, сейчас, - Колодец
запихал в рот пучок укропа, переживал тщательно и пояснил, - я не про вас
лично, я вообще, в том смысле, что плоть слаба, а соблазн велик - бабка
внушала. Диавол, это бабуля так его величает - диавол - он переменился
сейчас сильно, серой не разит, копыта не углядишь, хоть тресни, и кончиком
хвоста себя не выдаст ни в жизнь. Теперь диавол в основном скрытно
всучивает деньгу должностным лицам и выходит выполняет волю божью, в
смысле - надо делиться.
- Ты чего плетешь? - Филин засмолил папиросу и успокоился: пьян
шельмец, несет околесицу.
- Вы человек бывалый, хочется поделиться, - Мордасов то и дело
забрасывал в рот то маслинку, то травку, то грибок, - сирота я, некому
вразумить, ни отца, ни старшего брата, ни наставника из тех, что по
телевизору стадами бродят наподобие антилоп в Африке, а в жизни мне не
попадался ни разу.
- А ты берешь? - Филин решил проучить наглеца, к тому же облегчить
душу, найдя собрата по греху.
- А как вы думаете?
- Думаю?.. Берешь!
- А как полагаете отвечу?
- Скажешь, что нет.
Мордасов залучился восторгом:
- Вышла ошибочка, начальник. Не в масть! Беру, сукин сын, и со всех,
и всегда, принцип у меня такой. Но... не вру же, что не беру, а другие-то
скрытничают, даже среди своих ваньку валяют, вот что обидно до слез...
Шпын берет, к примеру?
Переход к персоналиям возмутил Филина:
- Он - честный, работящий мужик, между прочим член... - Филин махнул
рукой, и подумал: есть в словах Мордасова обезоруживающая правда, есть,
никуда не денешься. Приемщик берет, выныривая из глубин нищеты, а
наследные принцы - сколько их навидался Филин - берут по причинам
положенности и непроверяемости. Кто заподозрит, что сам бог в сговоре с
диаволом, как бабка этого хрена изволит выражаться. И все эти полупьяные
бредни никак не могли поколебать решимости Филина отжать Шпындро досуха,
наоборот озлили еще больше; хорошо Мордасову, ему жить и жить, даже если
пяток лет оттягает в зоне, выйдет, а еще молодой, а Филин чашу-то испил,
почитай донце видно, ему нельзя промахнуться и раз Шпындро в его руках,
вернее думает, что в его руках, должен откупаться, и сам Филин забрасывал
наверх, а как же? тоже ломал голову, как ловчее обтяпать, не простое дело
- не глупцам всучиваешь, осторожникам великим, тут спасуешь, неверный
вираж заложишь - пиши - пропало; голова так гудит не от работы - работа
что, течет и течет нешатко-невалко, да и оценивают ее как раз те, кого ты
обласкиваешь снизу. Значит, весь успех жизни, карьеры, продвижения -
единственно от умения ласкать, а ласки у каждого на свой манер, как в
любви, никто не открывает собственных секретов, подсмотренных за жизнь;
отписать бы книжицу "Тысяча и один способ дачи взяток, гарантирующий
полный покой высоких договаривающихся сторон".
Где там Шпындро? Мнет подпившую деваху, во черт, так же и его дочерей
жмут да трут, время суровое - что война? - там тяжко да определенно, а
здесь все время, будто ствол уперт под волосья на затылке, а когда потянут
спусковой крючок, не знаешь; может через секунду, может и никогда, а нервы
гудят, стонут, как телеграфные провода в снежные бури да лютые ветры. И
дошел Филин до высокого поста, его уже не проверяют или так исподволь, что
и не заметишь и удержаться бы до конца, не сорваться на прямой, ведущей к
ленточке с надписью - пенсия, а там дача, чтоб отстроилась и... жди
приближения конца, пять месяцев с мая по октябрь под солнышком какое
никакое есть, остальное время в холодах, не греясь мыслью - проскочил! - а
скольких разворотило, в клочья разнесло до срока и не про войну речь, про
мирные баталии.
- Значит, берешь! - Рявкнул Филин, - берешь, дурак, так молчи! Нашел
чем хвастать. Не верю, не берешь, и я не беру, и Игорь... - присовокупил
для значительности, - Иванович, больше болтовни, любят люди лясы точить,
особенно бездельные, как не выходит что, не клеится, как турнули или не
потянул, сразу щепотки по сторонам ползут - берут! берут! Враки все, если
и берут, один на миллион.
- Значитца, чуть меньше трехсот человек, - бодро ввернул Мордасов, -
и впрямь для нашей империи не цифра - смехота.
- Ты вот что... - Филин грозно приподнялся, кольнуло сердце, швырнуло
назад, прижало к спинке стула и, уже соразмеряя силы, ценя каждое слово,
выдохнул: - Зови танцора, ехать пора.
Вымытая до блеска машина Шпындро темнела у дверей ресторана. Вышли
вдвоем - Филин и поддерживающий его за локоть Шпындро.
- Дружок у тебя... - протянул Филин и крякнул на полуслове от укола в
сердце, подчиненный сжался, думая, что в молчание, разом окатившее, Филин
намеревался вложить столь многое, что и за час не перескажешь.
В Москву направились по той же улице, что выехали на площадь, и
Шпындро в полумраке почудилось, что на овальном пыльном пятачке перед
станцией что-то изменилось, а что не понять, машина вползла в ущелье меж
дощатыми заборами, до шоссе медленно катили в молчании.
Шпындро прикидывал: в понедельник приедут двое фирмачей подписывать
контракт, долго тянулись притирки да прикидки; долго, изворотливо,
кропотливо и неизменно, Шпындро наводил верхних людей на принятие нужного
решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93