Мишка Шурф позвонил вечером Помрежу и осведомился, как дела.
Сокрушался о бедах хозяйки. Помреж о трудностях Фердуевой не трепал
никому, сама хозяйка вряд ли развяжет язык, выходит, Мишке сообщило третье
лицо, а значит: за событиями у кирпичной стены кто-то наблюдал или, того
хуже, Мишка получил наколку от исполнителей расправы или тех, кто их
подослал.

За прошитой стальными полосами дверью в кресле-качалке красного
дерева, украденном, точнее списанным оборотистым директором-временщиком в
одном из творческих домов столицы, под бронзовыми канделябрами без свечей,
в свете напольной вазы-лампы в китайских драконах, под лиловым абажуром
отдыхала Фердуева. Вышло смешно, даже нелепо. Ходоки северян говорили с
ней, как в парламенте, всячески выказывая уважение, не забывая поглядывать
по сторонам: вдруг вломится кто из охраны Фердуевой и... подоспеет не ко
времени. Фердуева слушала молча, рассматривала кольца и ногти: новый
корпус института в двухстах метрах от Садового кольца не уступит ни за
что. Ходоки предложили поговорить о новом корпусе, Фердуева предложение
отклонила. Пугать ее не пугали, знали - с мадам угрозы не проходят.
Северяне прощупывали Фердуеву, и хозяйка сторожевого дела их намерения
отлично понимала. Осведомленность северян в деталях, а также знание
некоторых - по счастью, далеко не всех! - фигур прикрытия в органах власти
указывали неопровержимо на утечку сведений. Фердуева прощупывала ходоков в
свою очередь, даже вскользь намекнула, не поработают ли они на нее за
особое вознаграждение. Не клюнули - Фердуева не сильно и надеялась, но
усвоила накрепко - пытаться надо, иначе пропадешь.
Разошлись, так ничего и не решив, и вот тут ее и прихватило. Надо же!
Как девочка попалась. Недели две назад, может, чуть больше, из Фердуевой
извлекли охранное приспособление, а новое еще не поставили, тут и
подвернулся мастер-дверщик, и получился спектакль у стены под присмотром
Помрежа.
Не любила Нина Пантелеевна периодов залета, всегда некстати, и
превращаешься в полуинвалида, сама себе не принадлежишь,
звонки-перезвонки, уговоры-переговоры, к тому же ожидание и походы к
белохалатникам, и неизбежность соседства с дурехами, вываливающими на твою
голову вовсе тебя не интересующее, и бледные рожи, осунувшиеся,
перепуганные. Первые в мире по чисткам, есть чем гордиться. А как чистят?
Мама родная! Правда Фердуевой давно причитались буржуйские аборты, без
боли, унижений и прочих привычных радостей самой бесплатной...
Но время выпало неподходящее. Дверщик вызывал раздражение, будто взял
деньги за работу, а выполнил некачественно, попросту обманул. Использовать
мастера для оборудования подпольного цеха в подвале, обнаруженном Помрежем
и обследованном Почуваевым, она передумала. Гнать самогон индустриально
выходило хлопотно, к тому же антиалкогольщики скукожились, поджали хвосты,
похоже, смекнули, лучше греть карман самим, чем подкармливать перекупщиков
и прочую припитейную шваль. Выходило, разумнее крепить сторожевое дело,
вполне оправдывающее себя, смазанное, отлаженное.
Фердуева вернулась к беседе с ходоками. Вполне нормальные мужики:
речь, одеты... башку на отсечение - образованные, не костоломы, хотя при
необходимости... Видела, как натаскивают на дальних дачах частные курсы
восточных боевых школ. Избиение у "Белграда" ходоки делом рук своих не
признали, уверяли, что случайность. Фердуева встречала такую тактику:
нажим врассыпную, когда нажимщики ни в чем не признаются, не берут вину на
себя, хоть плачь, а у объекта их забот все валится из рук: то машину
угнали, то дачу спалили, то квартиру обчистили и попервости рассмотрения -
чистое совпадение. Всем ведомо - беда не приходит одна! Фердуева в
разорительные совпадения не верила, если кому-то из ее окружения обильно
не фартило, знала - ищи лапу, направляющую карающий меч.
То, что ее гнули рассыпным методом, играли тайно, скрытно, все это
сигнализировало, что на открытый конфликт со сторожевым конгломератом идти
не готовы или не хотят, возлагают надежды на усталость; наблюдала не раз
Фердуева - посадят человека под колпак и валтузят день за днем, месяц за
месяцем, бедняга подергается, порыпается и плюнет в один прекрасный день;
хуже, если за дело брались любители - тут и побои, и поножовщина и
пакости, коих Фердуева терпеть не могла, но случалось, поднимала с пола
брошенную перчатку и умела постоять за себя, отвадить костоломов, преподав
им суровые уроки.
Первой войну не начинала никогда, но продержаться могла более многих,
потому что любая война требует денег, а деньги, как раз водились в
изобилии, и тылы фердуевского сообщества всегда отличались крепостью.
Лиловый отсвет ложился на лицо женщины, за окном улюлюкал ветрило,
зябко и одиноко, и в тебе теплится чужая жизнь. Господи, скольких же
поубивала по молодости! Фердуева непроизвольно оглядела живот, потянуло на
кухню к чаю с красной икрой, стоило залететь, как вкуснее икры не сыщешь,
скорее всего внушение, а, поди ж ты, сколько лет срабатывает: убедилась
год назад - красная икра в холодильнике необходима, как анальгин или
горчичник в любом доме.
В дверь позвонили. Надрывно, долго... Фердуеву передернуло, неловко
поднялась, задела абажур, желтая бахрома колыхнулась, по стенам сиганули
тени. Припала к непробиваемой двери, выкрикнула сипло:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113