Представителю вручили
тульское ружье, не раз выручавшее и других представителей и служившее
подобно резиновой шапочке или плавкам напрокат в бассейне.
Марь Пална обошлась без ружья, Седой также демонстрировал сугубо
мирный нрав, на выстрел не претендовал и охота его, не менее
захватывающая, разворачивалась в дебрях обмолвок, случайно оброненных
фраз, красноречивых вздохов... Седой перебирал мысленно каждое словцо,
перемывал, будто золотодобытчик в поисках бесценных крупиц недоступных
сведений.
Закусь на сей раз обеспечили деревенскую: на столе на полотенцах,
расшитых по углам красными петухами, громоздились соленые грибы, моченые
яблоки, четыре разновидности квашеной капусты, маринованные чесночные
головы с кулак младенца, блюда зелени - кинзы, петрушки, укропа, аниса -
соленые арбузы и фисташки, присыпанные солью, привезенные Мастодонтом из
последней поездки к азиатским подопечным. На отдельном блюде дымились
домашние пироги. А чуть поодаль в фольге, чтобы не растерять пар и не
истечь жирком, прел, ожидая срока, молочный поросенок. По торцам стола и в
центре - бутылки водки со слезой, по две, по три вместе напоминали группки
деревьев на безлесых пространствах.
Маршал запустил в пасть тонко шинкованные капустные локоны, запил
домашним квасом:
- Смертельный выстрел мой... выходит, губы мои... заливные губы лося!
А? - Маршал толкнул в бок худосочного представителя, озабоченного
нетрадиционностью стола: Икры нет! Что жрать?..
Марь Пална разломила пирожок и протянула половину Сановнику -
интимно, будто участнику общего заговора: впрочем, отчего будто? Сидевшие
за столом и были заговорщиками...
Седой улыбнулся. Мастодонт схватил винтовку, переломил, приставил
ствол к уху Представителя, гаркнул:
- Что, брат, нос повесил? Кавьяр ищешь? Держи! - Вынул из толстых
охотничьих штанов банку, протянул Представителю.
Сановник сжевал пирожок, наклонился к Марь Палне, зашептал. Седой
обратился в одно сплошное ухо, хотя безразличием его лицо напомнило
камень.
К охотничьему домику примыкала баня: кроме Мастодонта присутствующие
кутались в длинные махровые простыни с квадратными черными печатями в
углах МО СССР.
Седой пошел за чаем, подтянул простыню, чтобы не возюкать по
выскобленному до белизны полу. Марь Пална увидела на икре Седого, рядом с
темными пятнами варикозного расширения вен голубую русалочку.
Марь Пална впилась в татуировку, бросилась к сумочке и... удалилась.
В туалетной комнате заперла щеколду, вынула из сумки простенький, размером
чуть более железного рубля медальон. На серебре крышки выгравирован
вензель с завитками и... переплетениями. Марь Пална щелкнула крышкой...
заглянула и упрятала медальон. Вышла к мужчинам.
Сановник разрезал поросенка, обратился к Мастодонту:
- Что Ребров... успокоился?..
Мастодонт отвечать не возжелал, пошел багровыми пятнами и даже
отставил, так и не опрокинув, полную рюмку.
Марь Пална оттащила Сановника к окну. Седой сызнова обратился
единственно в слух, но... бесполезно - маршал бездарно терзал струны
гитары и вопил с удручающей монотонностью:
- ...и танки наши быстры... и танки наши быстры... и танки наши
быстры...
Марь Пална приникла к Сановнику. Мастодонт исподлобья наблюдал за
парой: о приятности зрелища и речи не шло, но... и негодовать глупо.
Мастодонт с легкой руки Марь Палны уже не дурно "отжал" Сановника,
подхарчился информушкой экстра-класса и хорошо понимал: не задействуй
прелестей Марь Палны, бесценный канал накроется. Мастодонт крякнул,
хрипанул, вырвал из рук маршала гитару:
- Давай, сокол! Давай примем!
Готовность сокола к принятию горячительных равных не имела. Звякнули
рюмками. Выпили. Заброшенный заботами старших, Представитель ковырялся с
банкой икры, пытаясь допотопным консервным ножом отодрать крышку и
добраться до содержимого. Такой открывалки Представитель не токмо не
видывал, но определенно и не слыхивал о таковской никогда.
- Варвар! - Пожалел маршал, вырвал консервный нож у Представителя. -
Вот деревня! Дай помогу!
Сановник зло зыркнул на воина, маршал, памятуя печальный опыт
Лаврова, припомнив необходимость привечать товарищей из братских партий,
заулыбался, залопотал:
- Экий ты, брат... не боись... минута, и ты весь в икре!
Марь Пална, глядя в окно на снега, тянущиеся к горизонту, черные
полосы лесов и одиноко дымящуюся трубу крохотного заводика, призналась
Сановнику:
- Сто лет знаю Седого... а фамилию его не знаю, называл какие-то...
сразу видно, липовые...
- Прут его фамилия, - обронил Сановник, думая о своем, - Павел
Устинович Прут, сокращенно - ПУП. - И засмеялся.
Похоже, Седой услышал "ПУП", а может и нет, а может, решил, что народ
размечтался о супе, как случается после обильной выпивки.
- Прут, - едва слышно повторила Марь Пална.

Черная "Волга" плавно въехала на площадку перед Новодевичьим
монастырем. Из машины вышла Марь Пална, нырнула в ворота в основании
надвратной Преображенской церкви. Уперлась взором в единственный золоченый
купол Смоленского собора и взяла правее к церкви, миновала раскидистое,
много более, чем столетнее, дерево, оставив по правую руку палаты музея
старинных изразцов. Вошла в Храм божий. Поднялась по загнутым краям
вылизанных временем и сотнями тысяч ног ступеней, глянула вскользь на
расписание церковных служб слева от еще одной двери в церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50