Отметелили Реброва безжалостно: оба глаза заплыли, левое ухо в
запекшейся крови, рассечена нижняя губа.
Подполковник встретил Марь Палну по-родственному, как товарища по
"цеху":
- Рад... душевно рад! Садитесь. Какие события у нас? А?.. Теперь все
переменится... - Восторг рвался из груди Грубинского, хозяин кабинета
воззрился на подследственного. - Я предупреждал... по-хорошему... не
захотел, сукин сын, охамели от свободы... задохнулись.
Марь Пална жалела Реброва и себя, и всех, и не совсем понимала зачем
ее вызвали.
- Вы вместе работали? - Начал подполковник. Марь Пална кивнула. -
Отвечайте, пожалуйста, да или нет, - предупредительно попросил
дознаватель.
- Да. - Выполнила просьбу свидетельница.
- Что вы можете сказать о Реброве?
- В смысле?.. - Не поняла Марь Пална.
- В смысле контактов с иностранцами... здесь... за рубежом... вы же
знаете, председатель комитета не раз обращал внимание, что западные
спецслужбы значительно активизировали свою деятельность... есть группы
влияния... есть агенты влияния - красноречивый взгляд на избитого, - есть
подкуп - скрытый и явный - ...есть и вербовка...
- А... - Протянула Марь Пална.
- Вот именно! - Подбодрил дознаватель. - Не думаю, что в деле Реброва
все просто, даже уверен...
В комнату заглянул тщедушный, но сияющий гэбэшник и, не обращая
внимания на присутствующих гаркнул:
- В городе наши! Хочешь принять?
- Тащи. - Разрешил Грубинский и офицерик выскользнул за дверь.
- Кстати, - Подполковник кивнул на телефон, - Ребров, не хотите
переговорить с матерью? - Ребров не шелохнулся, и подполковник сообразил,
что избитому тяжело набирать номер, любезно соединил:
- Ястржембскую! - и протянул трубку сыну.
- Ты? - Мать не верила своим ушам. - Что случилось? Все в порядке?
- В порядке... - Саднящими от боли губами проговорил сын. - Ты как?
- Неважно... вызвала врача с утра. Уже приходил другой, сказал, что
мой заболел, странный тип...
Грубинский бесцеремонно нажал на рычаг:
- Видите, Ребров, мы держим слово... другой врач! Смекаете? - Шумно
вздохнул. - Церемонишься с вами... возишься... все впустую... плетку
подавай - это вы понимаете...
Вошел тщедушный гэбэшник, Грубинский, достал стаканы - причем четыре!
На всех. Марь Пална и Ребров отказались, подполковник налил два стакана до
половины:
- Наконец-то! - И подмигнул офицерику. Тщедушный подмигнул в ответ:
- Ну я побегу... дел невпроворот!
- Беги, беги! - Ласково напутствовал Грубинский. Офицер ушел. Бутылка
коньяка так и стояла на столе... в кабинет вошел Седой, кивнул Марь Палне,
пожал руку подполковнику:
- Отмечаете?
- Вроде того... - просветлел Грубинский.
Седой оглядел избитого на стуле:
- Это он на партийные деньги замахивается? - Будто видел Реброва
впервые, а не возил для него в Цюрих коробочку со шприцем. Седой глянул на
Марь Палну, на следователя:
- Можно уведу у тебя свидетеля... на полчасика?.. Потолковать надо...
Грубинский не сиял от счастья, но... смирился. Седой пропустил Марь
Палну, провел по коридору, распахнул дверь в аскетический - стол, два
стула, лампа и пишмашинка на войлоке с заправленным чистым листов -
кабинет. Сели.
- Слушаю. Обещала важное... - Седой поставил на стол неизменный кофр.
Марь Пална, не сказав ни слова, подошла к машинке, сдвинула каретку и
начала печатать по принятой форме:
"Источник сообщает. Павел Устинович Прут, бывший охранник НКВД в
Устьвымлаге - мой отец. Особые приметы - татуировка русалки на левой
голени". Мария Павловна... - остановилась на миг, забила крестом отчество
Павловна, приписала Стюарт. Получился агентурный псевдоним - МАРИЯ СТЮАРТ.
Марь Пална выдернула лист из машинки, положила перед Седым, рядом,
достав из сумки, бросила серебряный медальон с кудрявой буквой.
Седой понял все, еще не пробежав лист, только по медальону,
подаренному тысячу лет назад застенчивой заключенной, так и не выбравшейся
из лагерного архипелага. Побледнел, вышел, добрался до кабинета
Грубинского, не спрашивая - благо бутылка и чистые стаканы на столе -
налил доверху и, стараясь не расплескать, вернулся к Марь Палне.
Седой, скорее всего, пересчитывал мысленно, под скольких же мужиков
подложил дочь... или вспоминал ту заключенную... или понял в ту минуту,
что жизнь прожита, и его обманули... или готовил себя к исполнению
принятого решения... долго смотрел на дочь, долго пил, пока стакан не
опустел... протянул медальон Марь Палне, та спрятала в сумку, достал
зажигалку, подпалил донесение и держал, обжигая пальцы, пока бумага не
обратилась в ломкий, сухой пепел... еще раз долго посмотрел на дочь и...
указал на дверь.
Марь Пална вышла, притворила дверь и замерла в ожидании, знала, что
выходить не нужно, видела это по отцовским глазам, глаза молили - не
выходи!
Но есть же хоть тень справедливости в этой жизни... кто-то же должен
заплатить, пусть и поздно, пусть и вовсе бессмысленно...
...Грохнул выстрел!..
Из кабинетов посыпались сотрудники, первым распахнул дверь тщедушный
гэбэшник. Марь Пална увидела Седого таким, каким никогда еще не видела:
лицо ненапряженное, улыбающееся, мальчишеское, будто его мучало давно
забытое и... наконец вспомнил. Из уголка рта вытекала струйкой кровь.
Офицерик и Грубинский первым делом бросились к кофру, проверили целы
ли замки, успокоились...
В неразберихе и толкотне в коридоре Марь Пална прошла в кабинет
подполковника, приблизилась к Реброву, погладила по волосам;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50