Затаив дыхание, она начала потихоньку двигаться вперед,
протискиваясь в узкие проходы, не щадя нежной кожи и сгорая от нетерпения.
Затем она пошла по проходу в самой гробнице, вымощенной тропинке,
которая вела выше и выше, к двери, словно лестница башни, к проходу,
который едва мерцал в рассеянном свете. Она подняла руку и потрогала
камни, которые, знала, должны были быть вокруг. Первый подступ был на
уровне ее роста, и она не могла добраться до вершины следующего блока. Это
доказывало, что она находится у могилы одного из Первых Королей, сразу
после времен Тьмы, поскольку потом люди не строили таких богатых и
помпезных усыпальниц.
Этот холм, уже даже не несущий имени короля, старый и забытый, был
одним из ближайших к холму Анла, и по традиции располагался поближе к
силам, над которыми эти короли хотели властвовать - так говорилось в
легендах, ко временам которых им всем хотелось бы вернуться. Забытое имя;
но он был велик и всемогущ, и, конечно, подумала Джиран с замиранием
сердца, очень, очень богат. Она шла по тропинке, ведущей к могиле, щупая в
темноте путь, и вдруг неожиданный страх охватил ее, - об этом она не
подумала, - возможно там окажется логовище какого-нибудь дикого зверя. Ей
не приходило это в голову раньше, поскольку в воздухе вроде бы не было
никакой угрозы, но, в любом случае, было бы неплохо, чтобы сейчас с ней
оказалось весло или, того лучше, серп. Однако больше всего она сейчас
нуждалась в лампе.
Она вошла в зону, расположенную под куполом, где солнечные лучи
падали сверху, обрисовывая контуры предметов на полу и освещая золотистую
пыль на камнях и замшелых руинах. Ее шаги отдавались эхом высоко над
головой.
Она видела много могил, некоторые зачастую были едва ли больше тела
короля, захороненного в ней, видела и две огромные куполообразные
усыпальницы Ашрана и Анла, которые были давным-давно разграблены, и
гробница Ашрана давно уже была открыта небесам. Однажды она наблюдала за
вскрытием одной из небольших могил, за работой своих дядьев. Но никогда ей
еще не доводилось в одиночестве нарушать молчание и темноту погребального
склепа.
Упавший со свода камень разломал погребальные дроги, и слабый свет
освещал лишь то, что должно было быть останками короля: старые тряпки и
кости. У стены напротив была другая груда останков, принадлежавших, должно
быть, его двору - прекрасным леди и смелым рыцарям. Она представила
похоронную процессию, следующую за своим королем для того, чтобы умереть,
- все одеты в великолепные одежды, молодые и прекрасные, распевающие
религиозные песни. В другом месте, должно быть, была залежь заплесневевших
костей их лошадей, огромных высоких животных, которые топтались и
упирались от страха, совсем не желая, в отличие от своих господ,
последовать в усыпальницу - тех самых животных, которые бегали когда-то по
равнине, где сейчас плещется море. Она отчетливо разглядела поблескивающую
в пыли сбрую.
Она знала легенды и песни, написанные на древнем языке, которые были
жизнью и смыслом Бэрроу; богатство их содержания давало пищу ее самым
счастливым мечтаниям. Она знала по именам всех королей, которые были -
гордая майжа - ее предками, она знала, как они жили, хотя не могла
прочитать их письмена. По картинам она знала, как они выглядели, и была
влюблена в красоту волшебного искусства, процветавшего в те времена. Она
искренне сожалела о том, что эти вещи обречены временем на разрушение и
тлен. Конечно, она уже многое забыла из того, что ей приходилось видеть в
детстве, ибо не сознавала тогда красоту предметов, не понимаемых
болотниками, даже не отдававшими себе отчета в культурной ценности золота,
используемого ими в торговле. Сказки были необходимы, чтобы учить детей,
но их красота не ценилась в Бэрроу. Цену имело только золото или что-то,
чем можно было обладать.
Двигаясь, она задела какой-то предмет около двери. От ее
прикосновения он издал звук, отдавшийся в темноте гулом. В горле застрял
ком, она внимательно и тревожно прислушалась к пустоте, образовавшейся
после эха, и устыдилась своей дерзости: она, Джиран, дочь Эла, позволяет
себе грабить короля.
Она отошла от стены и вошла в главное помещение, где свет,
устремляясь сверху вниз на остатки гроба, поблескивал на пыльном металле.
Она увидела тело короля, его одежду, всю обвитую паутиной, и потемневшие
от времени кости. Кисти его рук были сложены на груди, пальцы унизаны, в
свое время, кольцами, а на лице лежала золотая маска, - она много раз
слышала, что такова была традиция. Смахнув пыль, которая покрывала маску,
она увидела прекрасное мужественное лицо. Глаза маски были закрыты.
Высокие скулы и изящные очертания губ указывали на то, что это был скорее
кел, чем человек. Погребальный художник выточил даже тоненькие полосочки
бровей и ресниц и вырезал губы и ноздри так тонко, что, казалось, они
подрагивали от дыхания. Это было лицо молодого человека такой красоты, что
она знала наверняка - оно будет преследовать ее впоследствии, когда она
будет спать рядом с Фваром. Жестокая, бессердечная. Она пришла ограбить
его, сорвать маску и оставить от него лишь грязный прах.
При этой мысли она отдернула руку и задрожала, притрагиваясь к
амулетам на шее. Она отошла и обратилась к другим мертвым, лежащим вдоль
стены. Обирая их, она брела без разбора между останков, снимая золотые
украшения и смешивая кости, чтобы призраки не были способны на месть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14