к тому же, это было волей отца, которую он стремился выполнить во всем.— Да, близится время, — сказал Дру.И так Кер Велл отложил свой траур по весне. Все было так же — высились камни, и росла трава, и цвели цветы — фиалка и рута.И плющ сплетался в лесу, меж забытыми костями. КНИГА ВТОРАЯШИ I. Лето и встречи Лето пришло в Старый лес — серо-зеленые листья прикрыли скрюченные стволы и украсили искривленные сучья. Они были упрямы, эти старые деревья, и продолжали упорно цепляться за свое существование на краю долины. Здесь у холмов покоились гнев и долгая память. Деревья шептались, склоняясь друг к другу, как старые заговорщики, а дожди приходили и уходили, и сменялись смертные солнца, и тени скользили меж корней среди колючек и зарослей. Ни одно существо из Нового леса не вступало сюда без страха и ни одно не оставалось на ночь — ни беглый заяц, щипавший цветы на краю леса, ни олень, принюхивавшийся дрожащими черными ноздрями и убегавший прочь, предпочитая человеческих охотников. Ни самое измученное, ни самое отважное существо, рожденное под смертным солнцем, не могло полюбить Элдвуд… но в нем блуждали свои олени и зайцы — туманные странники с темным отрешенным взором, быстрые, как стрела, и не созданные для охоты.Изредка лес словно просыпался, сбрасывая оковы сна, и шевелился, когда луна не была такой жуткой и ярко-белой. Середина лета была таким временем, когда по ночам собирались призрачные олени, и появлялись такие птицы, которых нельзя было увидеть днем, и ненадолго Элдвуд забывал свой гнев и мечтал.В такую ночь, одну из многих одинаковых ночей, по зову сердца вышла Арафель — желания ее достало на то, чтобы связать кажущееся и действительное, чтобы выскользнуть из течения ее времени, ее солнца и луны, сиявших более прохладным и зеленоватым светом, из памяти деревьев и лесов, из их воспоминаний о том, какими они были, или какими они могли стать. С собой она принесла нездешний свет, струившийся за ней. Цветы, никогда бы не раскрывшие своих бутонов, расцветали этой волшебной ночью от ее присутствия. Она оглядывалась и прикасалась к лунно-зеленому камню на своей шее, хранящему в себе частицу ее сердца, и вздрагивала от прохладной сырости мира, уже позабытого ею. Олени и зайцы, которые, подобно ей, блуждали туманными путями, мелькали то здесь то там, осмелев от ее присутствия.Когда-то в такую ночь здесь были танцы и веселые пирушки, но арфы и свирели давно затихли, а музыканты ушли далеко за серое холодное море. Камень на ее шее откликался лишь воспоминаниями об этих песнях. Она вышла в эту ночь лишь из любопытства, по зову памяти. Смертные годы летели быстро, и сколько их прошло с тех пор, как гнев и горе ее утихли, — она не знала. Она была в унынии. Ей больно было видеть лес столь изменившимся, задушенным колючими лианами. Огромный холм высился на том месте, теперь поросшем дурманом, где в старое время ее народ танцевал средь высокой травы и высоких прекрасных деревьев. Этой ночью она подошла к старому танцевальному кругу и положила руку на невозможно древний дуб, и тот словно высосал из нее силы — и старое сердце его зазеленело, и тоненькие почки набухли на концах ветвей. Такие волшебные силы в ней сохранились еще, они были естественны, как дыхание.Но звезды над головой прежде светили ярче. Разрозненные облака плыли по небу. Она взглянула вверх, и ей захотелось, чтобы их не стало, чтобы все было, как тогда. Олени и зайцы смотрели вверх своими огромными туманными очами, как будто небо и вправду очистилось. Но вскоре клубы облаков примчались снова, и ветер затянул ими синеву неба.— Давно, — прошептала Смерть.Арафель обернулась, сжав свой камень, ибо у самого круга появилась черная тень, мрак, опустившийся рядом с деревом, погубленным молнией, и гнусные шепотки зазвучали вокруг.— Давно тебя не было, — промолвила госпожа Смерть.— Уходи отсюда, — попросила Арафель. — Это не твоя ночь и не твое место.Смерть шевельнулась. Вздрогнули олени и неуверенными шагами двинулись поближе к Арафели, вдыхая влажный воздух, который всегда пах сыростью в этом лесу.— Много лет ты не появлялась здесь совсем, — заметила госпожа Смерть. — И я гуляла здесь! Или я не могу? Здесь были мои охотничьи угодья. Что ж мне теперь, уйти?— Мне все равно, что ты будешь делать, — ответила Арафель. Ей было так одиноко, что даже этот разговор притягивал ее. Она уже спокойнее взглянула на тень, посмотрела, как та расползается и устраивается на расколотом пне среди колеблющихся кустов. А у ног хозяйки пристроился еще какой-то мрачный сгусток, похожий на пса. Он опустил свою чернильную голову, зевнул и прерывисто задышал в темноте, повергнув в трепет оленей и зайцев.— Не надейся остаться здесь, госпожа Смерть. Это я говорю тебе.— Гордячка. Госпожа паутин и лохмотьев. Старый дуб сегодня помолодел. А другими ты не хочешь заняться? Или может… в тебе иссякают силы?— Корни у него уходят в нездешний мир, у этого старого дерева, и в нем гораздо больше всего, чем кажется. Не трогай его. Кое-что и для тебя вредно, госпожа Смерть.— Много лет, много зим ты пренебрегала этим местом. А теперь ты снова обратила сюда свой взор. Что привело тебя сюда?— Разве нужны мне причины, чтобы прийти в свой лес?— Элдвуд стал меньше в этом году.— Он все время уменьшается, — сказала Арафель и внимательнее присмотрелась к тени, впервые различив намек на руку, кисть, но ничего похожего на лицо.— Старый друг, — позвала Смерть, — пойдем погуляем со мной.Арафель насмешливо улыбнулась, но улыбка исчезла с ее лица, когда она увидела протянутую руку.— Выскочка, какое мне дело до тебя?— Ты посылала мне души для охоты, Арафель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148