— Почему-то мне кажется, что вам можно сказать все. Собственно, я скажу вам то, о чем не стал бы толковать с анархистами, которые минут через десять придут сюда. Конечно, мы выполним все формальности, но вам я признаюсь, что результат практически предрешен. — Он опустил глаза и скромно прибавил: — Почти окончательно решено, что Четвергом буду я.
— Очень рад! — сердечно сказал Сайм. — От души поздравляю! Поистине блистательный путь.
Грегори, как бы отвергая комплименты, улыбнулся и быстро прошел к столу.
— Собственно, все уже готово, лежит здесь, — говорил он. — Собрание не затянется.
Сайм тоже подошел к столу и увидел трость, в которой оказалась шпага, большой кольт, дорожный футляр с сандвичами и огромную флягу бренди. На спинке стула висел тяжелый плащ.
— Перетерплю это голосование, — пылко продолжал Грегори, — схвачу трость, накину плащ, рассую по карманам футляр и флягу, выйду к реке, тут есть дверь, а там ждет катер, и я… и я… буду Четвергом… Какое счастье! — И он стиснул руки.
Сайм, снова сидевший на скамейке в своей обычной томной позе, встал и с необычным для себя смущением поглядел на него.
— Почему, — медленно проговорил он, — вы кажетесь мне таким порядочным? Почему вы так нравитесь мне, Грегори? — Он помолчал и добавил с удивлением и живостью: — Не потому ли, что вы истинный осел?
Оба они помолчали, и Сайм воскликнул:
— А, черт! Никогда не попадал в такое глупое положение… Значит, и вести себя надо глупо. Прежде чем прийти сюда, я дал вам слово. Я не нарушу его и под пыткой. Дадите вы мне, спокойствия ради, такое же обещание?
— Обещание? — ошеломленно переспросил Грегори.
— Да, — очень серьезно ответил Сайм. — Я клялся перед Богом, что не выдам вашей тайны полиции. Поклянетесь ли вы перед человечеством или перед каким-нибудь из ваших мерзких идолов не выдавать моей тайны анархистам?
— Вашей тайны? — спросил Грегори, неотрывно глядя на него. — У вас есть тайна?
— Да, — отвечал Сайм. — Тайна у меня есть. — Он помолчал. — Так клянетесь?
Грегори мрачно глядел на него, потом резко сказал:
— Наверное, вы меня околдовали, но мне очень хочется ее узнать. Хорошо, клянусь не говорить анархистам то, что от вас услышу. Только поскорее, они сейчас придут.
Сайм медленно встал и сунул узкие белые руки в карманы узких серых брюк. Почти в тот же миг прозвучало пять ударов, возвестивших о том, что прибыл первый заговорщик.
— Ну вот… — неспешно произнес Сайм. — Будет короче всего, если я скажу так: не только вы и ваш глава догадались, что безопасней всего притвориться самим собой. Мы давно пользуемся этим приемом в Скотланд-Ярде.
Грегори трижды попытался встать и трижды не смог.
— Что вы сказали? — спросил он каким-то нечеловеческим голосом.
— То, что вы слышали, — просто ответил Сайм. — Я сыщик. Однако вот и ваши друзья.
Далеко за дверью неясно прозвучало имя Джозефа Чемберлена. Пароль повторился дважды, трижды, тридцать раз, и вереница Чемберленов (как возвышает эта мысль!) мерно протопотала по коридору.
Глава III
Человек, который стал Четвергом
Прежде чем чье-нибудь лицо показалось в проеме дверей, Грегори очнулся и ожил. Издав клокочущий звериный звук, он прыгнул к столу, схватил револьвер и прицелился в Сайма. Но Сайм спокойно, даже учтиво поднял тонкую руку.
— Не делайте глупостей, — сказал он с женственной важностью священника. — Неужели вы не видите, что это ни к чему не приведет? Неужели вы не понимаете, что мы сейчас равны? Мы — в одной лодке, и ее сильно качает.
Грегори говорить не мог, не мог и стрелять и вопрос свой выразил взглядом.
— Мы же загнали друг друга в угол! — воскликнул Сайм. — Я не могу сказать полиции, что вы анархист. Вы не можете сказать анархистам, что я из полиции. Я могу только следить за вами, раз уж знаю, кто вы; вы тоже знаете, кто я, и можете следить за мной… Словом, у нас дуэль без свидетелей, мой ум — против вашего. Я полицейский, которого не защитит полиция. Вы, мой несчастный друг, — анархист, которого не защитят закон и порядок, без которых нет анархии. Разница между нами — в вашу пользу. Вы не окружены проницательными полицейскими, я окружен проницательными анархистами. Я не могу выдать вас, но могу выдать себя. Ах, что уж там! Подождите, увидите, как ловко я себя выдам.
Грегори медленно положил револьвер, все еще глядя на Сайма, словно на морского змея.
— Я не верю в вечную жизнь, — наконец вымолвил он, — но если бы вы нарушили слово, Бог сотворил бы ад для вас одного.
— Слова я не нарушу, — сказал Сайм, — не нарушите и вы. А вот и ваши соратники.
Анархисты шагали тяжело и глядели угрюмо, словно сильно устали. Лишь один из них, с черной бородкой, в очках, чем-то похожий на Тима Хили, озабоченно поспешил вперед, держа какие-то бумаги.
— Товарищ Грегори, — сказал он, — надеюсь, с вами — наш делегат?
Грегори, застигнутый врасплох, опустил глаза и пробормотал фамилию своего спутника, а спутник этот заметил не без дерзости:
— Я рад, что ваши врата надежно защищены и сюда нелегко войти чужому человеку.
Однако чернобородый анархист настороженно хмурился.
— Какую ветвь вы представляете? — мрачно спросил он.
— Я не назвал бы это ветвью, — весело ответил Сайм. — Я по меньшей мере говорил бы о корне.
— Что вы имеете в виду? — спросил анархист.
— Видите ли, — безмятежно продолжал Сайм, — я блюду день воскресный. Меня послали посмотреть, достаточно ли здесь почитают Воскресенье.
Чернобородый человечек выронил какую-то бумагу, остальные испуганно переглянулись. Судя по всему, грозный председатель, называвшийся Воскресеньем, иногда посылал сюда своих людей.
1 2 3 4 5 6 7 8