— А что, если я позвоню в полицию?— Вы отвергнете свою священную догму, — ответил Макиэн.— Догму! — воскликнул незнакомец. — Мы — не догматики.Затягивая что-то, Тернбулл крикнул, налившись краской:— Да уходите вы, не мешайте!— Нет, — покачал головой мыслитель. — Я должен все это обдумать. Мне кажется, в столь исключительных случаях…— И он, неожиданно для них, медленно направился к дому.— Ну, — спросил Макиэн, — верите теперь в молитву? Я молился об ангеле.— Простите, не понял, — отвечал Тернбулл.— Час назад, — объяснил Макиэн, — я ощутил, что бес размягчает мое сердце, и попросил Бога, чтобы Он послал мне на помощь ангела. И пожалуйста…— Я не думал, что они такие противные, — сказал Тернбулл.— Бесы знают Писание, — отвечал мистик. — Почему бы ангелу не показать нам бездну неправды, когда мы стояли на ее краю? Если бы он не остановил нас, я бы сам мог остановиться.— Да, я тоже, — сказал Тернбулл.— Но он пришел, — продолжал Макиэн, — и душа моя сказала: «Не борись — и ты станешь таким. Откажись от ответов и догм — и вот кем ты будешь. Ты решишь, что бить человека нельзя не потому, что это его унижает, а потому, что ему больно. Ты решишь, что нельзя убивать потому, что это грубо, а не потому, что несправедливо». Час тому назад я почти любил вас, оскорбившего Божью Матерь. Но теперь бойтесь меня. Я слышал, как он говорил «любовь», и понял, что он имеет в виду. Защищайтесь!Шпаги скрестились и почти сразу застыли в воздухе.— Что там такое? — спросил Макиэн.— Он обдумал все это, — отвечал Тернбулл. — Полиция уже близко. Глава VIЕЩЕ ОДИН МЫСЛИТЕЛЬ Между зелеными изгородями Хертфордшира, как по туннелю, бежали два шотландца. Двигались они не слишком быстро, а размеренно, словно маятник. Прилив заката захлестнул уступы холмов, окошки в селеньях вспыхнули алым светом, но дорога вилась по долине, и ее покрывала тень. Бежавшим по ней казалось, как часто бывает в этой местности, что они движутся по извилинам лабиринта.Хотя бег их не был быстрым, они устали, лица у них вспотели, глаза расширились. Вид их никак не вязался с мирным пейзажем, словно это — два беглых безумца. Быть может, так оно и было.Наконец один из них произнес— Мы бежим быстрее полиции. Почему у вас так раскармливают служителей порядка?— Не знаю, — отвечал Тернбулл, — но из-за нас они похудеют. Когда они нас поймают, они будут…— Они нас не поймают, — перебил его Макиэн. — Если только… Послушайте!Тернбулл прислушался и услышал далекий цокот копыт.— Жаль, что мы отпустили кэб, — сказал он. — Конная полиция, подумать только! Словно мы — опасные, мятежники.— Кто же мы еще? — спокойно спросил Макиэн и тем же тоном спросил: — Что будем делать?— Надо бы где-нибудь спрятаться, пока они проскачут мимо, — сказал Тернбулл. — У полиции много недостатков, одно хорошо — она плохо работает. Скорей, вот сюда!Он кинулся вверх по склону, прямо в алое небо, и проломил с разбегу черную изгородь. Голова его пришлась выше нее, и рыжие волосы вспыхнули ослепительным пламенем, а сердце бежавшего за ним преисполнилось не то пламенной любовью, не то пламенной ненавистью.Он ощутил, что все это значимо, словно эпос; что люди взлетают сейчас куда-то ввысь, где царят любовь, честь и ярость. Когда он сам добежал до верху, ему казалось, что его несут крылья.Легенды, которые он слышал в детстве или читал в юности, припомнились ему во всей их царственной красе. Он подумал о тех, кто любил друг друга — и вступал в поединок; о тех, кто, решив поединком спор, становились близкими друзьями. Теперь он был одним из них, и алое море заката казалось ему священной кровью, которой истекает самое сердце мира.Тернбулл не вспоминал ни о каких легендах. Но даже с ним что-то случилось, пусть на мгновение, ибо голос его стал слишком спокоен.— Видите там что-то вроде беседки? — спросил он. — Бежим туда!Выпутавшись из переплетения ветвей, он побежал по темному треугольнику огорода к какому-то легкому строению.— С дороги ее не видно, — сказал он, входя в серый деревянный домик, — и ночевать тут можно.— Я должен сказать вам…— начал Макиэн, но Тернбулл перебил его: «Тихо!» Цокот копыт стал громче. По долине пронеслась конная полиция.— Я должен сказать вам, — повторил Макиэн, — что вы истинный вождь, и большая честь для меня — идти за вами.Тернбулл не отвечал и произнес нескоро: «Надо нам поесть перед сном».Когда последние звуки погони замерли вдали, Тернбулл уже разложил припасы. Он поставил на подоконник рыбные консервы, вино — на пол; но тут кто-то трижды постучал в тонкую дверцу.— Что за черт? — сказал Тернбулл, открывавший консервы.— Быть может, это Бог, — сказал Макиэн.Звук был нелепый, как будто в дверцу не стучались, а хотели проделать в ней дыру. Тернбулл пошел открывать, схватив для чего-то шпагу, и сразу увидел бамбуковую трость. Он ударил по ней, конец ее сломался, пришелец отскочил назад.На золотом и алом щите неба силуэт его был нелепым и черным, как геральдическое чудище. Длинные волосы казались рогами, концы галстука-бабочки — нелепыми крыльями.— Вы ошиблись, Макиэн, — сказал Тернбулл, — больше похоже на черта.— Кто вы такие? — вскрикнул незнакомец резким и тонким голосом.— И правда, — сказал Тернбулл, оглядываясь на Макиэна, — кто же мы такие?— Выходите! — крикнул незнакомец.— Пожалуйста, — ответил Тернбулл и вышел, держа в руках шпагу; Макиэн последовал за ним.Незнакомец оказался невысоким, даже маленьким, но не таким причудливым, как на фоне заката. Рыжие волосы падали ему на плечи, словно у какой-нибудь девы со средневековой картины (или с картины прерафаэлитов), но лицо было грубым, как у обезьяны.— Что вы здесь делаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42