- По крайней мере, воспользуюсь телефоном этого старого осла, - ответил юрист. - Необходимо точно узнать, что случилось. Завтра мне самому предстоит докладывать правительству. - И он торопливо направился к дому.
Наступило молчание, которое Марч в глубоком замешательстве не решался нарушить, а затем в глубине парка показались нелепые бакенбарды и неизменный белый цилиндр герцога Уэстморленда. Фишер поспешил ему навстречу с газетой в руке и в нескольких словах рассказал о сенсационном отрывке. Герцог, который неторопливо брел по парку, вдруг остановился как вкопанный и несколько секунд напоминал манекен, стоящий у двери какой-нибудь лавки древностей. Затем Марч услышал его голос, высокий, почти истерический:
- Но нужно показать ему это, нужно заставить его понять! Я уверен, что ему не объяснили как следует! - Затем более ровным и даже несколько напыщенным тоном герцог произнес: Я пойду и скажу ему сам.
В числе необычайных событий дня Марч надолго запомнил эту почти комическую сцену: пожилой джентльмен в старомодном белом цилиндре, осторожно переступая с камня на камень, переходил речку, словно Пикадилли. Добравшись до острова, он исчез за деревьями, а Марч и Фишер повернулись навстречу генеральному прокурору, который вышел из дома с выражением мрачной решимости на лице.
- Все говорят, - сообщил он, - что премьер-министр произнес самую блестящую речь в своей жизни. Заключительная часть потонула в бурных и продолжительных аплодисментах. Продажные финансисты и героические крестьяне. На сей раз мы не оставим Данию без защиты.
Фишер кивнул и поглядел в сторону реки, откуда возвращался герцог; вид у него был несколько озадаченный. В ответ на расспросы он доверительно сообщил осипшим голосом:
- Право, я боюсь, что наш бедный друг не в себе. Он отказался слушать: он... э- э... сказал, что я распугаю рыбу.
Человек с острым слухом мог бы расслышать, как мистер Фишер пробормотал что-то по поводу белого цилиндра, но сэр Джон Харкер вмешался в разговор более решительно:
- Фишер был прав. Я не поверил своим глазам, но факт остается фактом: старик совершенно поглощен рыбной ловлей. Даже если дом загорится у него за спиной, он не сдвинется с места до самого заката.
Фишер тем временем взобрался на невысокий пригорок и бросил долгий испытующий взгляд, но не в сторону острова, а в сторону отдаленных лесистых холмов, окаймлявших долину. Вечернее небо, безоблачное, как и накануне, простиралось над окружающей местностью, но на западе оно теперь отливало уже не золотом, а бронзой; тишину нарушало лишь монотонное журчание реки. Внезапно у Хорна Фишера вырвалось приглушенное восклицание, и Марч вопросительно поглядел на него.
- Вы говорили о скверных вестях, - сказал Фишер. - Что ж, вот действительно скверная весть. Боюсь, что это очень скверное дело.
- О какой вести вы говорите? - спросил Марч, угадывая в его тоне что-то странное и зловещее.
- Солнце село, - ответил Фишер. Затем он продолжал с видом человека, сознающего, что он изрек нечто роковое:
- Нужно, чтобы туда пошел кто-нибудь, кого он действительно выслушает. Быть может, он безумец, но в его безумии есть логика. Почти всегда в безумии есть логика. Именно это и сводит человека с ума. А Гук никогда не остается там после заката, так как в парке быстро темнеет. Где его племянник? Мне кажется, племянника он действительно любит.
- Глядите! - воскликнул внезапно Марч. - Он уже побывал там. Вон он возвращается.
Взглянув на реку, они увидели фигуру Джеймса Буллена, темную на фоне заката, он торопливо и неловко перебирался с камня на камень. Один раз он поскользнулся, и все услышали негромкий всплеск. Когда он подошел к стоявшим на берегу, его оливковое лицо было неестественно бледным.
Остальные четверо, собравшись на прежнем месте, воскликнули почти в один голос:
- Ну, что он теперь говорит?
- Ничего. Он не говорит... ничего.
Фишер секунду пристально глядел на молодого человека, затем словно стряхнул с себя оцепенение и, сделав Марчу знак следовать за ним, начал перебираться по камням. Вскоре они были уже на проторенной тропинке, которая огибала остров и вела к тому месту, где сидел рыболов. Здесь они остановились и молча стали глядеть на него.
Сэр Исаак Гук все еще сидел, прислонившись к пню, и по весьма основательной причине. Кусок его прекрасной, прочной лески был скручен и дважды захлестнут вокруг шеи, а затем дважды - вокруг пня за его спиной. Хорн Фишер кинулся к рыболову и притронулся к его руке: она была холодна, как рыбья кровь.
- Солнце село, - произнес Фишер тем же зловещим тоном, и он никогда больше не увидит восхода.
Десять минут спустя все пятеро, глубоко потрясенные, с бледными, настороженными лицами, снова собрались в парке. Прокурор первый пришел в себя; речь его была четкой, хотя и несколько отрывистой.
- Необходимо оставить тело на месте и вызвать полицию, сказал он. - Мне кажется, я могу собственной властью допросить слуг и посмотреть, нет ли каких улик в бумагах несчастного. Само собой, джентльмены, все вы должны оставаться в усадьбе.
Вероятно, быстрые и суровые распоряжения законника вызвали у остальных такое чувство, словно захлопнулась ловушка или западня. Во всяком случае, Буллен внезапно вспыхнул или, вернее, взорвался, потому что голос его прозвучал в тишине парка подобно взрыву.
- Я даже не дотронулся до него! - закричал он. Клянусь, я не причастен к этому!
- Кто говорит, что вы причастный, - спросил Харкер, пристально взглянув на него. - Отчего вы орете, прежде чем вас ударили?
- А что вы так смотрите на меня?
1 2 3 4 5 6 7