..
Колдун полез под потолок, где развешивал на просушку травы, и взял
несколько стебельков ведуницы. Разломав их как попало, высыпал на ладонь
Верену и велел сдуть на стол. Потом долго разглядывал травяной узор, хмуря
брови и пришептывая. Верен ждал, замирая внутри. Наконец колдун заговорил:
- Не буду врать, все у тебя выпадает плохо. - Сердце у Верена
сжалось. - Но... Как будто ведет тебя чья-то рука. Не вижу, добрая или
злая, но могущественная.
Верен робко перебил:
- Так может, вернуться мне в город, пока не поздно?
Крючок пожал плечами:
- Может быть, уже поздно. - И еще раз вгляделся в травинки: - Нет,
судьба твоя там, в Рыбаках. Ты выбрал путь страшный, но правильный. Как
объяснить - не знаю...
Колдун предложил ему переночевать, и Верен согласился. Наутро Крючок
дал ему в дорогу большой круглый хлеб, сушеного мяса и прочитал строчки из
незнакомых стихов:
Пусть равно всем не избежать конца,
пусть равно жалят всех судьбы укусы,
но никогда дорога храбреца
не совпадет с кривой тропою труса.
Верен горько усмехнулся: тоже, нашел храбреца. Он идет в Рыбаки
просто потому, что не знает, что еще ему делать. И ушел.
Дорога радости стала дорогой скорби. Каждый день пути убивал его,
находя разнообразные способы, чтобы сообщить об этом. На третий день пути
к вечеру мучительно заныли колени, а на следующее утро он никак не мог
разогнуть поясницу. Под тем самым дубом, где застал их ночной дождь, Верен
нехотя грыз зачерствевший хлеб, и у него упал первый зуб: Верен
неотвратимо становился тем же старым и не очень здоровым пьяницей, каким
уходил в Овчинку. Незадолго до входа в Белолес-на-Костях он заметил, что
некий багровый предмет назойливо лезет ему в глаза, и не сразу смог
сообразить, что это его собственный нос.
Под впечатлением этого нового открытия и вошел он в Белолес, место
безопасное, но на редкость неприятное. Он уже добрался до середины его,
уже слышались за деревьями предсмертные хрипы, яростные крики и сиплый рев
боевых труб, но Верен знал, что это безопасно и продолжал шагать, хотя вот
это как раз для него было не просто опасно, а смертельно. Тут дорога
разверзлась под ним, и почувствовал Верен, что летит в глубокий колодец, и
успел по пути попрощаться с жизнью, но очутился вдруг на дне, не ощутив ни
малейшего удара. Он поднял голову - светлое пятнышко было далеко-далеко
вверху. "Не выбраться", - подумал Верен и стал нащупывать стенки руками.
Но стенок... не было. Тогда он шагнул вперед и опять почувствовал, что
летит вниз, и опять очутился на дне без всякого удара. "Э-э, тут что-то не
то", - подумал Верен. И вдруг догадался: да это же Черный норик! Он
закричал тогда в темноту колодца, как тогда, в Оголтелой Пади, а эхо
гукало и гудело, забивая его слова:
- Черный норик, иди ко мне! Я тебя узнал!
Он прокричал так три или четыре раза, и темнота внезапно пропала, под
ногами снова была дорога, а на обочине ее, на старом пеньке стоял норик с
чуть крысиной, но без всякого добродушия мордочкой - напротив, выглядел он
надменным и злобным. Черная шляпа была на нем, без всяких знаков отличия,
поскольку Черный норик не признает власти Владыки Вода, и такого же цвета
плащ. Он заговорил голосом одновременно писклявым и скрипучим, от которого
свербило в ушах:
- Зачем ты зовешь меня, человек? Разве не знаешь, как опасно
призывать Черного норика, если нет на то оснований? Берегись! Я хотел
пошутить с тобою и отпустить, но теперь я сердит.
Верен терпеливо дослушал Черного норика до конца, понимая, что злить
его не следует, ибо пакостник он великий и может выдумывать пакости без
конца. Потом ответил спокойно:
- Тот, кто послал меня, просил передать тебе при встрече записку.
Потому и позвал я тебя.
Черный норик, видимо, недовольный тем, что требуемое основание
имеется, нехотя проворчал:
- Ну тогда передавай скорее, некогда мне...
Верен достал сложенный кусочек тонкой кожи, Черный норик взял его и
развернул. Прочитав, он как будто даже обрадовался:
- Ага! Старый предатель задумал теперь помириться! Черный норик ему
понадобился! Ну, постой... - он достал из кармана крохотный черный грифель
и стал торопливо выводить на оборотной стороне кожи какие-то знаки. Потом
отдал записку обратно Верену: - На, отнеси тому, кто тебя послал. И
передай от меня наилучшие пожелания и горячий привет! - Черному норику
было весело. Он спрыгнул с пенька, метнулся к корням и пропал, как не было
его у дороги. Верен развернул записку, посмотрел: нет, в этих черных
закорючках никак не разобраться.
Он миновал Белолес-на-Костях и к вечеру, уже в потемках, набрел на
тот сарай, где провели они со Сметливом и Смелом первую ночь дальнего их
пути. Верен завалился спать на соломе не разводя огня, и под утро совсем
замерз, так что пустился в дорогу чуть свет. Примерно к обеду он вышел из
леса, и вдохнул морской воздух, и увидел скалу, с которой началось их
странствие. Страшной болью защемило сердце, пусто стало под ним и
безнадежно. Так вернулся Верен в Рыбаки, и оставалось доделать лишь
кое-какие мелочи - впрочем, он был почти уверен теперь, что бесполезные.

Дома было пыльно, грязно, пахло запустением. Норики, обидевшись, что
про них забыли, опрокинули молочное блюдце у своей норки. Верен посмотрев
на все на это, скинул с плеч дорожный мешок и отправился к Дюжу. Невмоготу
было сидеть сейчас дома одному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87