А то замучил меня вопрос: тварь я дрожащая аль право имею?
И тут Иван Дурак такие глазки старушке начал делать, что волк уши и хвост поджал, и, поскуливая, стал к двери отползать.
– Ишь, охальник, – обрадовалась старушка, – с какими предложениями к бабке лезет. Ладно. Вечером на сеновале, а сейчас отстань, работы много. А ить какой языкастый-то стал? Аки соловей поет. Аж меня старую проняло. Неужто, и впрямь поумнел?
– Ой, что-то сильно я в этом сомневаюсь, бабушка, – простонал волк.
– Ладно, последний метод пробую, друидский. Ежели не поможет то все! Друидской отравой…. Э-э-э… отваром лечить будем. – Яга сделала пасс в сторону Ванюши. Из его рук выпали цветочки и топор. – Так оно мне старой спокойней будет.
Ведьма поставила опрокинутый котел с остатками первача на каменку, в которой не смотря на царящий вокруг погром по-прежнему горел огонь, и начала кидать в него какие-то порошки, травки, озабоченно бормоча при этом.
– …мышьячок, цианидику скляночку, ядку змеиного… – старушка схватила специальное железное помело, и попыталась помешать гремучую смесь в котле.
Зелье даже не шелохнулось. Лишь забурлило еще сильнее, исходя пузырями. Ягуся выдернула помело, от которого осталось только одно металлическое древко, неопределенно хмыкнула.
– Кажись готов. Пей Ваня, козлом ста… то есть я хотела сказать вумным станешь, ежели повезет, конечно.
Ване очень хотелось стать вумным, а потому не долго думая, сдернул раскаленный котел с каменки, и одним махом опустошил емкость. После этого ему осталось только собрать глазки в кучку, занюхать выпитое рукавом, рыгнуть, опалив печь и покрыв ее сажей на вершок, и запеть:
Русская водка, что ж ты натворила
Русская водка, ты ж меня сгубила
Русская водка, черный хлеб, селедка
Весело веселье, тяжело похмелье!
– Да… – потрясенно почесала затылок Яга, – ихняя фигня наших идиотов не берет. Токмо народным методом, – с этими словами старушка подняла топор, и тюкнула Ванюшу обухом по голове, – внучек, тащи его к колодцу, не помогло!
Знала бы старушка, что Иван на спор лбом чугунные наковальни гнет, ни за чтоб не стала лечить Ивана Дурака этим методом.

3

Иван протяжно зевнул, сладко потянулся, почесал зудящую грудь. Рядом что-то звякнуло, послышался придушенный испуганный писк. Ванюша открыл глаза, с недоумением посмотрел на железные браслеты на руках, от которых к стене тянулись цепи. Он сидел на голом каменном полу полутемного, сырого помещения. Неподалеку прикованный к той же стене серебряной цепью сидел волк и с ужасом смотрел на Ивана.
– Чего вылупился, собака страшная?
Черногор ничего не ответил. Только мохнатой головой потряс и опять уставился на звенья цепей, которые Иван в процессе почесывания вытянул в струну.
– Так чего молчишь, волчара? Бабуля где?
– На сеновале, – фыркнул, наконец, выйдя из транса, волк, – тебя дожидается.
– Это хорошо. А мы тут что делаем, ежели она там ждет?
– Вань, а ты что, совсем ничего не помнишь? – осторожно спросил волк.
– Помню как под венец ее звал, слова ласковые иноземные говорил, а потом все как в тумане. Так что дальше-то было?
– В город мы дальше пошли, в столицу.
– А на хрена?
– Это ты меня спрашиваешь? – разозлился Черногор, – забыл, как вчера права качал?
– И как я их качал? – захлопал глазами Иван.
– Очень просто. Взял меня за шкирку и говоришь: «Ну, что, собака страшная, пойдем, посмотрим, насколько я поумнел?», и поволок за собой в город.
– Ну и на сколько?
– У-у-у… – завыл волк, – сейчас не знаю, но судя по твоим вчерашним забавам в городе не намного! Это надо ж было додуматься сесть с цыганами в карты играть на интерес. Да еще меня в качестве первой ставки использовать. До сих пор понять не могу, как ты их сумел обыграть, у них же шестнадцать тузов в рукаве, но в то, что ты поумнел, не верю!
Тут в дверях загремели замки. Волк торопливо заткнулся, и даже отвернул от Иванушки в сторону пасть, всем своим видом давая, что он здесь совершенно случайно, и этого дебила, прикованного рядом видит в первый раз. В каземат вошел здоровенный детина в черном одеянии палача, следом внутрь шагнул седоусый, коренастый мужчина со свитком в руках, облаченный в кафтан стрельца. Из-под красной шапки его, отороченной собольим мехом, выглядывал огромный фиолетовый фингал с зелеными разводьями.
– Ну, здравствуй, Иван, – стрелец окинул внимательным взглядом камеру, наметанным глазом сразу нащупал вытянувшиеся звенья приковавшей к стене узника цепи. – Силен… что, не вышло удрать? То-то же.
– А ты кто? – прогудел Иван, сердито глядя на стрельца.
– Я то? – усмехнулся седоусый воин, – воевода стрелецкий.
– А я Ваня, – представился Иван.
– Это мы уже знаем, – воевода развернул свиток, – а вот ты знаешь, что тебя теперь ждет?
– Нет.
– Ну, слушай, царский указ, – воевода откашлялся и начал с выражением читать. – Иван по прозвищу Дурак, уроженец деревни Недалекое за преступления против царя батюшки нашего Владемира Первого, приговаривается к смертной казни через забитие плетьми до смерти у позорного столба. Ваньке разбойнику инкриминируется…
– Чего? – выпучил глаза Иван.
– Да перечисляют тут все, что ты вчера натворил, – вздохнул воевода, – я этого писаря и сам готов прибить, – честно признался он, – выучился в Голштинии на нашу голову, а теперь мудреными словами над нами изгаляется. Короче, ежели проще, казнить тебя будут вместе с собакой твоей за смуту, учиненную в столице, и порчу государственного имущества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16