Взгляд ее сулил скорые и незамедлительные ответные меры, однако она схватила нож и принялась яростно отрезать свинину.
— Полагаю, Филипу Олдертону стало лучше, — заметил Дарвин, — раз уж вы не побоялись оставить его без врачебного присмотра.
— По-моему, его состояние стабильно. — Ледьярд взял один из отрезанных Элис толстых ломтей и задумчиво вгрызся в него. — Он потерял очень много крови, но раны по большей части не так глубоки, как я опасался. И, конечно, конституция у него поразительная.
— Крови он все же потерял достаточно, чтобы лишиться чувств?
Ледьярд вновь замялся.
— Не уверен. Я бы сказал, что нет, но мне не удалось обнаружить никаких признаков сильного удара головой или еще каких-либо повреждений, которые могли бы вызвать потерю сознания. Единственное объяснение — большая кровопотеря.
Он замолчал и поглядел на Элис.
— Мисс Милнер, вы нарезали достаточно свинины, чтобы накормить племена израильские. Полагаю, правда, это не самый удачный выбор цитаты. — Доктор улыбнулся и внезапно стал выглядеть гораздо моложе и привлекательнее. — Как бы там ни было, вы уже готовы возвратиться? Мне бы хотелось побеседовать с гостем наедине.
Элис бросила на него ядовитый взгляд и словно бы собралась спорить, но тут Джейкоб Поул поднялся и подошел к столу.
— Пожалуй, поеду-ка я с вами. По опыту знаю: когда несколько кровопускателей сойдутся вместе, нам, простым смертным, из их беседы не понять решительно ничего.
Он заговорщически подмигнул Джеймсу Ледьярду, тот ответил ему благодарным взглядом. Завернув добрую порцию хлеба и мяса в квадратный кусок грубой желтой марли, полковник повернулся к Элис.
— Помню одну высокоученую беседу трех лекарей, когда я охотился за огненными опалами на Мадагаскаре. — Поул потихоньку теснил Элис к двери. — Меня тогда ужалил Великий Мадагаскарский Шершень — причем в одно очень неудачное место, кое я предпочитаю не называть. Так вот, эти rope-знахари только и могли, что трещать без умолку на своем куклапийском диалекте, обсуждая способы извлечь жало, чтобы я наконец смог сидеть. А я лежал себе на брюхе, отмахиваясь от москитов размерами с хороших шмелей, и…
— Полковник Поул, — прервала его Элис. — В наших краях, конечно, не встретишь Великих Мадагаскарских Шершней, но, — тут она улыбнулась, — если верить местным рыбакам, в местных речках водятся щуки, способные за один присест заглотнуть лебедя. Вы бы с этими рыбаками друг друга поняли. Я пойду с вами, однако добровольно, а не благодаря вашим хитростям.
Джеймс Ледьярд проводил взглядом выходящую Элис. Дарвин не спускал с него глаз.
— Весьма примечательная юная леди, — заметил он.
— Не то слово, — пылко согласился Ледьярд, взял поднос со свининой и хлебом и жестом предложил Дарвину принести яйца и пиво. Два доктора вместе вышли во двор и устроились за ветхим столом, где их не было слышно от кухни.
Дарвин рьяно набросился на еду.
— Насколько я понимаю, кое-какие аспекты нападения на Филипа Олдертона слишком неприятны, чтобы упоминать их при его нареченной, — невнятно произнес он, набив рот теплым хлебом и гусиным желтком. — Каковы же его ранения?
— Все как я говорил, — отозвался Ледьярд. — Основная причина моей скрытности совсем в другом.
Он с некоторым удивлением наблюдал за тем, с какой энергией Дарвин уничтожает содержимое подноса.
— Давайте, старина, ешьте. — Полный доктор перехватил его взгляд. — Таков, знаете ли, закон мира: ешь или будешь съеден. Попробуйте-ка яйца. По ароматности гусиному яйцу ни одно другое и в подметки не годится.
Ледьярд покачал головой.
— Позвольте мне, пока вы едите, все рассказать. — Он устроился на солнышке и снова натянул шапку. — Вчера вечером я был в Мостоне, принимал роды. К сожалению, ребенок родился мертвым. В Ламбет я вернулся поздно и едва успел лечь, как меня разбудили, чтобы я ехал в поместье к Филипу Олдертону. По пути я проезжал мимо каменоломни. Элис упомянула вам, что Олдертона и Бартона нашли на дне ямы?
Дарвин кивнул.
— Тогда вы должны знать, что в деревне эта каменоломня овеяна дурной славой. Разработка очень древняя — собственно, поэтому мы с вами оба ею и заинтересовались. Насколько я могу судить, она существовала за тысячи лет до прихода римлян; должно быть, ее заложили на заре цивилизации. Так вот, приходилось ли вам слышать о Черном Псе?
Дарвин подался вперед и перестал жевать. Глаза его были задумчивы.
— Да, я читал — но касательно событий, произошедших довольно давно. И не вблизи Ламбета. Это кромерская легенда, а Кромер расположен в сорока милях отсюда. Черный пес, ростом с теленка, охотящийся на запоздалых путников. И что?
— Сейчас узнаете. В Ламбете бытует собственное предание о чудовище. Бессмертном Ламбете. Говорят, он уже много сотен лет живет в Олдертонском карьере. Ни один житель деревни ни за что на свете не полезет туда ночью, да и днем-то едва ли рискнет заглянуть.
— И чудовище напоминает Черного Пса?
— Если и не внешним видом, то повадками. Оно раздирает своих жертв на куски, как Бартона и Филипа Олдертона.
— Чарльза Олдертона оно не тронуло. Элис сказала, он умер от сердечного приступа.
— От удара, возможно — приступа апоплексии. Сильное возбуждение — или страх — возымели бы точно тот же эффект. Последние годы здоровье Чарльза оставляло желать лучшего. Но никаких ран на нем не оказалось.
Джеймс Ледьярд прищурил темные глаза против яркого солнца. Стоило разговору коснуться Олдертонов, в молодом докторе вновь появились прежние беспокойство и скрытность. Хотя Элис Милнер выросла на западе Англии, настоящим кельтом выглядел именно крупноголовый и черноволосый Ледьярд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102