Единственные картинки с учительницами, которые я видел, были картинки в
старой книжке Матушки Гусыни [воображаемый автор детских стишков и
песенок; первый сборник был выпущен в Лондоне в 1760 году], поэтому я
думал, что все учительницы носят юбки с кринолином. Но как только я увидел
ее, оправившись от удивления, я понял, что это было глупо, и никогда об
этом не говорил.
Психиатр и мальчуган вместе рассмеялись.
- Мы играли в игры. Я научился играть с детьми и не удивлялся, когда
они шлепали меня или толкали. Только я никак не мог понять, почему они
делали это или что хорошего получали от этого. А если это было
неожиданностью для меня, я говорил: "Фу!" и удивлял их немного спустя, и
если они бесились от того, что я взял мяч или еще что-нибудь, что они
хотели, я играл с ними.
- Кто-нибудь пытался тебя бить?
- О да. Но у меня была книжка о боксе - с картинками. Нельзя многому
научиться по картинкам, но у меня были некоторые практические навыки, что
помогало. Я не хотел выигрывать во что бы то ни стало. Это то, что мне
нравится в играх, где проявляются сила или ловкость - я совершенно равен в
этом и мне не нужно постоянно следить, если я начну рисоваться или
попытаюсь руководить кем-нибудь вокруг.
- Должно быть, ты иногда пытался руководить.
- В книжках они все толпятся вокруг того пацана, который может
научить новым играм и придумывает что-то новое, чтобы поиграть. Но я
обнаружил, что это не так. Все время им хочется делать только одно и тоже
- например, прятаться и искать. И совсем не интересно, если первый, кого
поймали водит в следующий раз. Остальные только ходят как попало и совсем
не стараются спрятаться или хотя бы убежать, потому что не важно поймают
ли их. Но вы не можете заставить ребят понять это и продолжаете играть,
так что последний, которого поймали, водит.
Тимоти взглянул на часы.
- Пора уходить, - сказал он, - мне понравилось беседовать с вами,
доктор Уэллес. Надеюсь, я не очень утомил вас.
Уэллес узнал подражание и понимающе улыбнулся мальчугану.
- Ты ничего не сказал мне о письме. Начал ли ты вести дневник?
- Нет. Это была газета. Одна страница в день, и не больше, и не
меньше. Я все еще храню ее, - признался Тим. - Но сейчас у меня на
странице помещается больше. Я печатаю.
- А сейчас ты пишешь обеими руками?
- Моя левая рука - это мой собственный секрет при написании. В школе
и в других подобных местах я пишу правой рукой.

После ухода Тимоти Уэллес поздравил себя. Однако в течение следующего
месяца он не продвинулся дальше. Тим не раскрыл ни одного значительного
факта. Он рассказывал об игре с мячом, описывал удивительный бабушкин
восторг от красивого котенка, рассказывал о его развитии и о тех трюках,
которые он выделывал. Он серьезно рассказал о таких увлекающих фактах, как
то, что ему нравилось ездить в поездах, что его любимым диким зверем был
лев и что он очень хотел бы увидеть, как падает снег. Но ни слова о том,
что хотел услышать Уэллес. Психиатр, зная, что его снова проверяют,
терпеливо ждал.
И вот, в один день, когда Уэллес, к счастью не занятый с пациентом,
курил трубку на крыльце, во двор большими шагами вошел Тимоти Пол.
- Вчера мисс Пейдж спросила меня о том, встречаюсь ли я с вами, и я
сказал да. Она сказала, что надеется, что для моих стариков это не будет
слишком дорого, потому что вы сказали ей, что я здоров и нет нужды в том,
чтобы она беспокоилась обо мне. А затем я спросил у бабули, было ли дорого
для вас беседовать со мной, и она ответила: "О нет, дорогуша; за это
платит школа. Это была идея твоей учительницы, чтобы ты немного поговорил
с доктором Уэллесом."
- Я рад, что ты пришел ко мне, Тим, и я уверен, что никому из них ты
не проговорился. Мне не платит никто. Все мои услуги оплачивает школа,
если ребенок находится в плохом состоянии и его родители бедны. В 1956
году была введена эта должность. Многим плохо приспособленным детям можно
помочь, и это будет для государства гораздо дешевле, чем стоимость того,
если они сойдут с ума или станут преступниками, или еще что-нибудь. Все
это ты понимаешь. Но - сядь, Тим! - я не могу брать деньги за тебя у
государства и я не могу брать их у твоих бабушки и дедушки. Ты
приспособлен изумительно хорошо во всех отношениях, насколько я могу
видеть; а когда я узнаю остальное, я еще больше уверюсь в этом.
- Ну... черт возьми! Мне не надо было приходить... - забормотал Тим в
смущении. - Но вы же должны быть вознаграждены. Я забираю у вас так много
вашего времени. Может быть, мне лучше не приходить больше.
- Думаю, лучше приходить. Не так ли?
- Доктор Уэллес, почему вы это делаете бесплатно?
- Думаю, ты знаешь почему.
Мальчуган уселся на диван-качалку и задумчиво отталкивался назад и
вперед. Качалка скрипела.
- Вам интересно. И любопытно, - сказал он.
- Это не все, Тим.
Скрип-скрип. Скрип-скрип.
- Я знаю, - сказал Тим. - Я верю этому. Послушайте, можно я буду
называть вас просто Питер? Ведь мы друзья.

При следующей встрече Тимоти углубился в подробности о своей газете.
Он сохранил все экземпляры, от первых перепачканных номеров, неумело
исписанных карандашными печатными буквами, до самых последних, аккуратно
отпечатанных на машинке. Но не одну из них он не показал Уэллесу.
- Просто каждый день я записываю то, что мне больше всего хотелось
рассказать: новости или знания, или мнение, которые я должен молча
проглотить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82