Я знала о его делах не больше, чем прочла бы в
любом детективном романе, а потом и вовсе выяснила, что Юрка
просто нес всякую чепуху, лишь бы развлечь меня и отвязаться от
расспросов. Но его скрытность лишь заставила меня проникнуться
уважением к тому, чем занимались Юрка и те шесть человек,
которыми он руководил. Если об этом нельзя было рассказывать,
значит, в моем понимании, это было что-то стоящее.
В шутку, ради того, чтобы просто поиграть со мной, Юра
обучал меня разным своим хитростям: наблюдательности и умению
извлекать информацию из мелочей, правильной постановке вопросов
и секретам диалога, умению вести разговор так, чтобы собеседник
сам без нажима рассказывал все, что нужно, и всяким другим
пустякам из области психологии общения. Потом я отрабатывала
все это на своих подругах по интернату и приходила в восторг от
результатов. Иногда Юрка показывал мне приемы какой-то странной
борьбы и больше меня радовался, когда у меня что-то получалось.
Я очень боялась разочаровать его и старалась вовсю. Юрка
казался мне самым добрым и умным человеком на свете.
Когда я видела свои странные сны, мне очень хотелось
увидеть именно Юрку на пороге того желанного дома. Это стало бы
для меня свидетельством того, что мы с ним никогда больше не
расстанемся. Но сон всегда кончался одинаково, и поэтому сердце
мое при пробуждении тревожно билось, и слезы сами лились из
глаз.
Как и все на свете, кончилось и мое сиротское детство.
И вот три года назад Юра пообещал приехать в день моего
семнадцатилетия и забрать меня с собой. Но в этот день он не
появился. Я не находила себе места. Когда, наконец, через
неделю меня позвали в кабинет директрисы, я обнаружила там
взволнованную Веру Сергеевну и хмурого мужчину, совершенно мне
незнакомого. Он поднялся навстречу и не сразу заговорил, а
некоторое время сосредоточенно глядел себе под ноги. Он был
довольно высоким и худощавым. Густые и лохматые медные волосы
не позволяли сразу разглядеть выражение его склоненного лица.
Наконец, вздохнув, он поднял голову, взглянул на меня усталыми
и слегка припухшими глазами. От этого взгляда мне стало не по
себе. "Меня зовут Олег", -- услышала я низкий хриплый голос. --
"Тебе придется поехать со мной".
Он посадил меня в видавший виды жигуленок и повез в Питер.
В тот вечер мне удалось узнать только, что Юрий Орешин
после полученного две недели назад ранения находится в больнице
в тяжелом состоянии. Положение по-настоящему угрожающее, а
потому нам надлежит поспешить. Почти всю дорогу мы молчали, не
испытывая никакой потребности разговаривать. Я даже не
представляла, до какой степени мой новый знакомый разделяет мое
горе, не подозревала, каково ему было мотаться за неизвестной
девчонкой в то время, как его друг умирал в больнице.
Мы добрались до реанимационного отделения военного
госпиталя в нашей славной северной столице, и с той минуты на
многие недели вперед время растянулось для меня в один огромный
безнадежный день. Все впечатления слились в одну мучительную
картину: белоснежная палата, несчетное количество аппаратуры,
снующий туда-сюда медперсонал, писк приборов, звякание
инструментов... И безжизненное лицо брата, серым пятном
выделяющееся на стерильных больничных простынях. В первые
секунды я не узнала Юру: лежащий в больничной палате человек
был старше на добрый десяток лет. Запавшие глаза, сухие, серые
губы, прозрачная, мертвенно-бледная кожа превратили его в
незнакомца. Он не приходил в себя очень долго, в его исколотые
руки уже невозможно было вставить иглу капельницы. Какая-то
сволочь изрешетила брата пулями, и надежды на то, что он
выкарабкается, не было почти никакой.
Я проводила с ним все время, просто сидела рядом, когда
была такая возможность, и молилась. Я молила судьбу, небо, Бога
не отбирать у меня Юрку. Олег Середа, время от времени
наведывающийся в больницу, почти не разговаривал со мной, он
только успевал немного посидеть с Юрой. Олег был по-настоящему
подавлен свалившимся несчастьем, и я догадалась, что связь
между этими мужчинами прочней, чем обычные служебные отношения.
Кто знает, может, и мои молитвы хоть немного помогли Юрке.
День за днем, месяц за месяцем мы выбирались из кошмара. Юрка
поправлялся медленно, и никакие усилия врачей не смогли
полностью помочь ему. В тридцать четыре года Юрий Орешин был по
инвалидности отправлен в отставку с выплатой максимальной
государственной страховки и пенсии.
Он уже никогда не бывал прежним Юркой, каким я успела его
узнать. Исчезла его открытость, взгляд потяжелел, голос стал
жестче. Он часто уединялся и подолгу не разговаривал с нами.
Даже когда Олег ушел со службы, решив присоединиться к частным
планам Юры, брат принял это с агрессивным протестом. С трудом,
пройдя от полной неподвижности через инвалидную коляску к
своему алюминиевому костылю, он приспособился к нормальной
жизни.
Олег, несмотря на то, что мы с ним быстро стали хорошими
приятелями, никогда не посвящал меня ни в подробности
произошедшей трагедии, ни в детали их с Юрой отношений. Я
только видела, что они давно и хорошо знают друг друга и умеют
работать вместе. Раньше Юрка был начальником Олега, и поэтому
Олег безропотно уступил ему первую скрипку в нашем новом
бизнесе. Сам Олег оказался симпатичным, и, несмотря на свой
взрывной темперамент, бесконечно терпеливым человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19