А посмотришь на него - ком-иль-фо... Герцог Паду-
анский! Чорт его забери совсем... И расправу с тобой припомню, эту самую
нагаечку. - Юноша покраснел, в его глазах загорелось сладостное чувство
мести, но он смолчал. Поручик Баранов то присаживался наскоро к столу,
чтоб выпить вина, то срывался и стремительно чертил крест-накрест комна-
ту. - А взять здесь, в Эстонии... Одна повесилась, другая отравилась
из-за него. Или вот... Может быть, слыхали - Варвара Михайловна, девушка
такая, дочь помещика с отцом приехала, смазливенькая довольно?.. - Юноша
насторожился, в его груди вдруг - пустота, в которую стал вливаться хо-
лод. - Да, да, девушка - бутон. Ну, вот он ее обольстил, мол, женюсь,
андел, Варя... а потом, вульгарно говоря, сделал ей брюхо и бросил. Сло-
вом, женился медведь на корове. Теперь девчонка по рукам пошла... Пропа-
дает девчонка... Что?
Холод в груди юноши заледенил его сердце, сердце остановилось, и юно-
ша мучительно вскричал:
- Это не она! Не она!! Как ее фамилия?!
Поручик на ходу выхватил изо рта трубку, хотел сказать - Кукушкина, -
но, всмотревшись в переломившуюся фигуру юноши, раздельно сказал окта-
вой:
- А что? Твоя знакомая? Какая она? Шатенка? Высокая? Из Гдова? Нет,
нет. Это беленькая овечка такая, блондинка в кудряшках. Фельдшерица, ка-
жется. А не довольно ль, Николаша? Что? - сказал он, заметив, как рука
юноши потянулась к коньяку.
- Извините, Петр Петрович... Без приглашения. Ваше здоровье, Петр
Петрович! Фу-у... А я, знаете... У меня встреча была...
- Встреча? Очень хорошо...
- У костра... Я тогда захворал... И вот - Варя... Можете себе предс-
тавить, тоже Варвара Михайловна... Совпадение...
- Это бывает...
- И вот я ее полюбил... Полюбил, Петр Петрович... Все думал об ней,
все мечтал...
- Но, друг мой, чего ж ты плачешь-то? Николаша?
- Тяжело чего-то, Петр Петрович. Я ее встретил на праздниках в теат-
ре. А вы напугали так... Хотя ротмистр Белявский увез ее кататься. Факт,
факт, Петр Петрович! Факт!.. Но вы скажите, миленький. Ведь это не она,
не Кукушкина?
- Вспомнил - Морозова! - крикнул поручик и так усердно щелкнул себя в
лоб, что тюбитейка свалилась.
Николай бросился поднимать, запнулся, опрокинул стул, сказал:
- Виноват, - и сквозь слезы засмеялся. - Петр Петрович! Ваше высокоб-
лагородие. Ну, давайте поцелуемся, Петр Петрович. Умрем за Россию, ей
богу умрем!..
- Обязательно, Николаша, умрем. Садись, садись... Больше пить -
ни-ни...
- Чорт с ними - все эстонки, все Варвары Михайловны... все сестры Ма-
рии. Ах, Петр Петрович, отец родной!.. Ну, если б вы видели сестру Ма-
рию... Марья Яновна, эстонка... Люблю, и ее люблю!.. Но чисто, платони-
чески. Ей богу. Красивая, знаете, красивая, апельсин без корочек, ну так
и брыжжет. И она меня беззаветно любит... Петр Петрович, как мне быть?
Она изменила мне тоже, она выходит замуж. Как мне быть? Я женюсь на ней,
Петр Петрович, я отобью!.. Она пойдет...
- Когда бежишь?
- Скоро, Петр Петрович... Компанией. Человек с десяток.
- И я с вами, - сказал серьезно офицер.
Юноша кособоко попятился на каблуках и дико закричал: - Ура, Ура!! -
потом сорвал с вешалки ад'ютанские рейтузы, подбросил их вверх. -
Ура-а!! - двинул ногой стул, опрокинул умывальник. - Урра! Ура! - и сам
упал в бежавшую ручейками лужу.
Офицер усадил его в кресло, натер одеколоном виски, грудь, за ушами,
накапал нашатырного спирта в стакан с водой.
- Пей, экий ты слабеха, - а сам опять проглотил залпом две рюмки
коньяку.
Николай Ребров блаженно защурился, запрокинул голову на спинку кресла
и весь куда-то поплыл, поплыл как в волнах. И плывет другой, знакомый,
близкий, рядом, тесно, плечом к плечу. Говорит знакомо:
- Тебе легко. Мне трудней. А почему? Я - офицер. Вот, скажем, переб-
рались мы с тобой на тот берег. Схватили нас, тебе ничего - иди, а мне
расстрел. - Юноша встряхнул головой и протер глаза. - Но я служить хочу,
черти. Не убивайте, черти... Возьмите меня, используйте мои знания. Я
верный рубака, и рука моя - кистень. Товарищи, каюсь, заблуждался. Това-
рищи! Я ваш... Посылайте меня на передовые позиции, в огонь, в пекло!..
Юноша видит сквозь туман: ад'ютант повалился перед китайской ширмой
на колени и бьет себя кулаком в грудь, крича:
- Я, Петр Баранов, ломаю свою офицерскую шпагу, рву золотые погоны!
Товарищи, верьте!.. Вот мое сердце, вот моя кровь, вся моя жизнь, - все
отдаю вам, Республике, родине моей!.. Ведите!!
Поручик кричал надрывно, исступленно: слова его - огонь и кровь, лицо
искривилось в жестоких муках. Юноше стало страшно. Он бросился подымать
поручика.
- Дурак, - бранился тот, - мальчишка. Что ты, мальчишка, знаешь! Ду-
рак, - и, пошатываясь, сам добрался до кресла.
Юноша накапал в рюмку нашатырного спирта:
- Петр Петрович, примите, будьте любезны.
Поручик плаксиво улыбнулся, выплеснул из рюмки бурду и налил вина.
Потом снял с мизинца перстень, стал надевать на горячий розовый мизинец
юноши.
- Что вы, Петр Петрович!
- Бери, бери, бери! Без рассуждений... Вот часы... Суй в карман... В
дороге пригодятся... Что?
- Вы ж сами... Вам самим...
Он вытащил из-под кровати пыльный чемодан, опрокинул содержимое на
пол:
- Садись, давай делить... По-братски, как коммунисты. На носки, но-
вые, теплые, пригодятся... На фуфайку, на кальсоны... Нессесер не дам,
надо... Мыло! На мыло... Рррезеда...
Пили, пели, целовались. Плавал дым, плавала и кружилась комната,
всплывали одна за другой, как привидения, человеческие фигуры, кричали,
грозили, топали:
- Ах, какой безобразий... Какой безобразий!..
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43