Якову показалось, что интонацией и жестами брат
передразнил сейчас не Дьявола, а кого-то... кого-то из
знакомых. И похоже, а все равно как-то не сообразить сразу -
кого...
Тут в дверь постучали, и всунулась голова Шимона:
- Можно войти? - задал он свежевыученный египетский
оборот. И Яков, обычно тихий ребенок, но позволяющий себе
иногда чудовищно хамские выпады, видимо, не понимая их хамства,
властно отрезал своим птичьим голосом:
- Зайдешь через четверть часа.
Глава 19
В этом есть что-то не то
БГ
Через четверть часа после объявленного начала концерта
сцена, как и следовало ожидать, оставалась пуста. Так что они
зря боялись опоздать. Ловцы "лишнего билетика" все еще рыскали
в радиусе двух остановок метро. Толпа безбилетников безуспешно,
но упорно продолжала штурмовать двойное оцепление милиции
вокруг стадиона. Их рвение можно было понять: кумир, два года
проторчав за океаном, вернулся, чтобы дать один-единственный
этот концерт и умотать обратно.
Но прошло еще десять минут, а сцена все пустовала. Это уже
смахивало на неуважение к публике, и последняя - довольно
бесцеремонная, перенесшаяся сюда большой частью прямо со
ступенек Казанского собора: хипы, панки, блудные студенты -
свистом и топотом принялась выражать свое недовольство. Да и
слушатели более высокого уровня (в том числе и по
местоположению, так как, придя на дефицитное зрелище из
престижа, сели подальше, где звук потише и вид помельче) начали
беспокойно аплодировать. Прошло еще пять минут. Никто не
появился. И среди зрителей - тех, что устроились на полу
поближе к сцене, и тех, что в мягких креслах от нее подальше -
стало расти беспокойство. Уж не случилось ли чего? Вдруг он
заболел? Вдруг концерт отменен? Хипы уже не топали и не
свистели. Жалобно и призывно скандировали они имя того, кого
ждали, кого любили, кому верили, как Богу, и даже звали почти
так же.
И он появился, окруженный апостолами - музыкантами, с
электрогитарой на шее, совсем не такой, каким его ожидали и
привыкли видеть. Он опять сменил имидж. После всех превращений
никто уже не упомнит, как он выглядел, во что одевался сначала,
но никто, кроме него самого, не задастся и вопросом: а как же
он выглядит на самом деле? Ведь хаер - то длинный, то короткий,
то крашеный, то нет, и прикид - то оборванный, то излишне
элегантный - это все маски. Сколько лет он поет, столько и
маскируется. Непросто было убедить, что ты свой, и гаванскую
шпану, и снобов-интеллектуалов, и диссидентов, и партийную
власть. Непросто было выставить свою безызвестность
подпольностью, а каждую свою неудачу и откровенную лажу -
неподготовленностью и неразвитостью публики. Сколько раз
сжималось сердце, когда заимствовал мотивы у классиков
западного рока: ну, меломаны, что-то же вы должны были слышать,
кроме Кобзона? Сейчас кто-нибудь завопит: "Стянуто! Это Боб
Дилан!"- или что-нибудь в этом роде... Но нет, до этой страны
чужие звуки сквозь железный занавес не долетали. У нас не
глубинка, у нас глубина. Просто-таки Марианская впадина. А
теперь - пускай орут. Теперь он сам классик и патриарх русского
рока, чуть ли не его отец, Создатель и единственный
законодатель. Поэтому, чтобы подчеркнуть свою
"патриархальность", он к этому концерту отпустил бороду,
покрасился в седой цвет и отказался от молодежно-легкомысленных
одеяний. Поэтому же прогнал из группы всех профессиональных
музыкантов, с ним начинавших и его, по сути дела, "сделавших".
Новые, хотя и зеленые еще, и играть толком не умеют, и даже как
раз именно поэтому, будут не затмевать, а оттенять его... Вот
он появляется из-за кулис : прожектора - на него, все глаза -
только на него. Вот он подходит к микрофону и слышит со
стороны, вернее, со всех сторон, многократно усиленный свой
блеющий тембр и приблатненно-ласковую интонацию:
- Добрый вечер! - Толпа под ногами взрывается, визжит,
орет его имя. Кажется, вверх вскидываются руки и выставленные
пальцы, но из света в темноту видно плохо. Вообще, весь стадион
похож на античный цирк. И яма с дикими зверями под ареной. Но
тогда гладиатор - он? Ну что ж, пусть так. Тогда надо как можно
быстрее отбиться, отпеть и - прочь с "арены". Он ударяет по
струнам, и вся команда подхватывает. Во втором же такте
соло-гитарист фальшивит, а скрип от елозенья его пальцев по
струнам заглушает, кажется, всю песню. Конечно, все не совсем
так, и парень играть умеет, но по сравнению с тем, который мог
хоть спиной к гитаре, хоть зубами... Но все правильно: двум
медведям в одной берлоге не зимовать...
Усилители оказались достаточно хороши, чтобы всем заложило
уши даже на большом стадионе. После этого петь связные тексты
было бы просто расточительством. Тем более, что в сплошном
песенном потоке ни мотивы, ни темы отдельных вещей запомнить
невозможно. Не слишком веселые, не слишком грустные, не слишком
быстрые, не слишком медленные, не слишком свои, не слишком
передранные мелодии сливаются в один бесконечный блюз. Что же
до слов, то шанс врезаться в память имеет максимум афоризм в
три слова. Такими-то и начинил Оракул свои песни, вовсе не
заботясь о том, чтобы связать их по смыслу.
На сцене этот посол рок-н-ролла в неритмичной стране
держался, как хорошо в ней ассимилировавший. Хотя отчасти его
парализовало чувство собственной гениальности, особенно, когда
какую-то истеричку милиционеры выволокли из зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26