Вы пришли посмотреть, как я умру? Капитан (подходя ближе). Я нахожусь, Лавиния, при исполнении служебных
обязанностей. Лавиния. И в число ваших служебных обязанностей входит смеяться над нами? Капитан. Нет, Лавиния, это входит в число моих личных развлечений. Ваш друг
- шутник. Я засмеялся потому, что он сказал: думай о себе, это укрепит
твой дух. Я бы сказал: подумай о себе и воскури фимиам. Лавиния. Он не шутник, он прав. Вам бы следовало это знать, капитан, вы
встречались лицом к лицу со смертью. Капитан. Не с неминуемой смертью, Лавиния. Только со смертью в битве,
которая больше щадит людей, чем смерть в постели. А вас ждет неминуемая
смерть. У вас не осталось ничего, кроме веры в это наваждение
христианство. Неужели ваши христианские сказки правдивее, чем наши
сказки о Юпитере и Диане, в которые, признаюсь, я верю не больше, чем
император или любой другой образованный человек в Риме. Лавиния. Капитан, все это теперь для меня - пустой звук. Не в том дело, что
смерть ужасна, а в том, что она необычайно реальна, и когда она
вплотную приближается к тебе, все остальное, все фантазии - сказки, как
вы их называете, - кажутся сном рядом с этой единственной неумолимой
реальностью. Теперь я знаю, что умираю не за сны или сказки. Вы слышали
о том, что произошло, пока мы тут ожидали? Капитан. Я слышал, что один из ваших парней пустился наутек и угодил прямо в
пасть льва. Я очень смеялся. Мне и сейчас смешно. Лавиния. Значит, вы не поняли, что означает этот ужасный случай? Капитан. Он означает, что лев съел на завтрак трусливого пса. Лавиния. Он означает больше, капитан. Он означает, что человек не может
умереть за сказку или за сон. Никто из нас не верил так свято во все
сказки и сны, как бедный Спинто, но он не мог посмотреть в лицо великой
реальности. Пока я здесь сижу, смерть подходит все ближе и ближе. Моя
вера - или то, что он так бы назвал, - иссякает с каждой минутой,
реальность становится все более реальной, а сказки и сны тают и
превращаются в ничто. Капитан. Значит, вы умрете за "ничто". Лавиния. Да, в этом - самое чудо. Теперь, когда все сказки и сны ушли, я
уверена: я должна умереть за то, что гораздо больше всех снов и сказок. Капитан. За что же? Лавиния. Не знаю. Если бы это было настолько мало, что я знала бы, что это,
оно было бы слишком мало, чтобы за него умереть. Думаю, я умру за бога.
Только он для этого достаточно реален. Капитан. Что такое бог, Лавиния? Лавиния. Когда мы это узнаем, капитан, мы сами станем богами. Капитан. Лавиния, спуститесь на землю. Воскурите фимиам и выйдите за меня
замуж. Лавиния. Красавчик капитан, а вы бы взяли меня в жены, если бы я подняла
белый флаг в день битвы и воскурила фимиам? Говорят, сыновья похожи на
матерей. Вы бы хотели, чтобы ваш сын был трусом? Капитан (очень взволнованно). Клянусь Дианой, я бы задушил вас своими
руками, если бы вы сейчас отступили. Лавиния (опуская руку на голову Андрокла). Над всеми нами десница божия,
капитан. Капитан. Какая все это бессмыслица! И как чудовищно, что вы умрете за эту
бессмыслицу, а я буду беспомощно смотреть. на вашу смерть, когда все во
мне вопиет против нее. Умирайте, если не можете иначе, а мне остается
одно - перерезать глотку императору, а потом себе, когда я увижу вашу
кровь.
Император сердито распахивает дверь ложи и появляется на
пороге. Он в ярости. Эдитор, мальчик и гладиаторы
вскакивают с места.
Император. Христиане не желают драться, а твои подлые псы не решаются
первыми напасть на них. Это все из-за того мужлана с ужасными глазами.
Пошлите за плетьми.
Мальчик опрометью кидается выполнять приказ императора.
Если их и плеть не расшевелит, принесите раскаленное железо. Этот
человек стоит как гора.
Сердито уходит в ложу и со стуком захлопывает дверь.
Возвращается мальчик; с ним человек в чудовищной
этрусской маске с плетью в руке. Оба бегут по проходу к
арене.
Лавиния (поднимаясь). О, это низко! Неужели его не могут убить, не подвергая
унижению? Андрокл (поспешно поднимаясь и выбегая на свободное пространство между двумя
лестницами). Это ужасно. Теперь даже я готов биться. Я не могу видеть
плеть. Один-единственный раз в жизни я ударил человека за то, что он
хлестал плетью старую лошадь. Это было ужасно. Я повалил его и топтал
ногами. Ферровия нельзя ударить; я пойду на арену и убью палача!
Бросается к проходу. В этот момент с арены доносятся
громкие крики, затем неистовые рукоплескания. Гладиаторы
прислушиваются и вопросительно смотрят друг на друга.
Эднтор. Что там еще стряслось? Лавиния (капитану). Что случилось, как вы думаете? Капитан. Что может случиться... Вероятно, их убивают...
Андрокл с криками ужаса вбегает по проходу обратно,
закрыв глаза руками.
Лавиния. Андрокл! Андрокл! Что там? Андрокл. О, не спрашивай, не спрашивай меня. Это так страшно! О!..
(Скорчился возле нее и, рыдая, прячет лицо в складках ее плаща.) Мальчик (снова влетая с арены по проходу). Веревки и крючья! Веревки и
крючья! Эдитор. Есть из-за чего волноваться!
Взрыв рукоплесканий.
По проходу к арене торопливо проходят два раба в
этрусских масках с веревками и крючьями.
Один из рабов. Сколько убитых? Мальчик. Шестеро.
Раб свистит два раза, и еще четверо рабов пробегают по
арене с такими же приспособлениями.
И корзины. Принесите корзины.
Раб трижды свистит и выбегает по проходу следом за
товарищами.
Капитан. Для кого корзины? Мальчик. Для палача. Он разорван в клочья. Они все почти разорваны в клочья.
Лавиния закрывает лицо руками. Входят еще два раба в
масках с корзинами в руках и идут за первыми на арену;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17