Она осторожно спустилась по лестнице и проскользнула через тихий дом, в углах которого еще таились последние ночные тени, а в холле витали запахи вчерашнего торжества. Открыв тяжелую дверь, она вышла в сонное голубовато-белое утро нового года.
Улицы были безлюдны. Маргарет бесцельно шла по тропинке между сугробами, чувствуя, как ее легкие наполняются живительным утренним воздухом. Дверь одного из домиков распахнулась, и оттуда выглянула кругленькая, краснощекая, жизнерадостная женщина в домашнем чепце и фартуке.
– Доброе утро, фрейлейн, – сказала она. – Ну разве не замечательное сегодня утро?
Бросив на нее мимолетный взгляд, Маргарет быстро прошла мимо. Женщина озадаченно посмотрела ей вслед и с выражением обиды и гнева на лице захлопнула за собой дверь.
Маргарет свернула с улицы и направилась по дороге в горы. Машинально переставляя ноги и опустив голову, она медленно взбиралась по сверкавшему в первых лучах солнца склону, широкому и безлюдному в этот ранний час. Затем она сошла с дороги и по укатанной поверхности склона направилась к очаровательному, словно детская игрушка, домику для отдыха лыжников, сложенному из толстых бревен. На его невысокой остроконечной крыше толстым слоем лежал снег.
Перед домиком стояла скамья, и Маргарет, внезапно почувствовав себя обессиленной и опустошенной, устало опустилась на нее. Так она сидела, устремив неподвижный взгляд на заснеженные склоны, отлого поднимающиеся к недоступным скалам на вершине горы; залитые багровым светом, они четко вырисовывались на фоне голубого неба.
«Не надо думать об этом, не надо! – твердила она, устремив неподвижный взгляд в уходящую ввысь гору, и, чтобы отвлечься, пыталась представить, в каких местах она сделала бы тот или иной поворот, спускаясь с горы. – Не думай об этом, – приказала она себе и провела кончиком языка по распухшей губе, на которой запеклась кровь. – Может быть, потом, когда совсем успокоюсь… Особенно опасен глубокий снег там справа вдоль края ущелья. Преодолев вон тот холмик и делая широкий разворот, чтобы обогнуть обнажившиеся камни, придется двигаться вслепую, и можно потерять самообладание…»
– Доброе утро, мисс Фримэнтл, – сказал кто-то рядом.
Маргарет резко повернула голову. Перед ней стоял инструктор-лыжник – тот самый, стройный, дочерна загоревший молодой человек, которому она улыбалась на вечеринке, приглашая петь вместе со всеми под звуки аккордеона. Не отдавая себе отчета, Маргарет вскочила со скамейки и хотела уйти, но Дистль шагнул вслед за ней.
– У вас какая-нибудь неприятность? – вежливо спросил он. У него был звучный и в то же время мягкий голос. Маргарет остановилась, вспомнив, что накануне вечером, когда вокруг нее ревели гости господина Лангермана, а рядом, прижимая ее к себе, орал Фредерик, только этот человек хранил молчание. Она припомнила также, как он взглянул на нее, когда она расплакалась, и как робко пытался показать, что сочувствует ей и разделяет ее огорчение.
– Простите, пожалуйста, – проговорила Маргарет, поворачиваясь к молодому человеку и пытаясь улыбнуться. – Я задумалась, и ваше появление испугало меня.
– Так что же с вами случилось? – Дистль стоял перед Маргарет с непокрытой головой и показался ей еще более молодым и робким, чем на вечеринке.
– Ничего, – Маргарет села. – Я просто наслаждаюсь видом ваших гор.
– Может быть, вы хотите остаться одна? – спросил он и даже сделал было шаг назад.
– Нет, нет, что вы! – воскликнула Маргарет. Она внезапно поняла, что ей нужно с кем-то поговорить о случившемся, сделать какой-то вывод из того, что произошло. Рассказать обо всем Йозефу невозможно, а Дистль вызывал доверие. Он даже походил немного на Йозефа – такой же интеллигентный и серьезный и такой же смуглый.
– Пожалуйста, не уходите! – попросила Маргарет.
Христиан стоял перед ней, слегка расставив ноги, – стройный и собранный, в плотно облегающем фигуру лыжном костюме. Несмотря на холодный ветер, он ходил с расстегнутым воротом и без перчаток. У него был здоровый цвет лица и оливковая от загара кожа.
Вынув из кармана пачку сигарет, он протянул ее Маргарет. Она взяла сигарету, и Христиан поднес ей зажженную спичку, умело прикрыв ее ладонью от ветра. Совсем рядом Маргарет увидела его уверенные и по-мужски решительные руки.
– Спасибо, – поблагодарила Маргарет. Христиан кивнул и, закурив, сел рядом. Удобно откинув голову на спинку скамейки и прищурив глаза, они молча любовались видом вздымавшейся перед ними горы. Извилистой струйкой поднимался дымок, и первая в это утро сигарета показалась Маргарет крепкой и вкусной.
– Как чудесно! – воскликнула она.
– Что именно?
– Горы.
– Это враг! – пожал плечами Христиан.
– Что, что? – переспросила Маргарет.
– Враг.
Маргарет взглянула на него. Глаза его сузились, губы были крепко сжаты. Она снова стала рассматривать открывавшуюся ее взгляду картину.
– Почему вам не нравятся горы?
– Это же тюрьма, – ответил он, переставляя ноги, обутые в изящные, высоко зашнурованные ботинки с пряжками. – Для меня, конечно.
– Почему вы так говорите? – удивилась Маргарет.
– А вы не думаете, что это идиотизм – растрачивать вот так свою жизнь? – зло усмехнулся Христиан. – Мир рушится, человечество борется, чтобы выжить, а я тем временем учу всяких толстушек, как скатываться с горы, чтобы не свалиться вниз лицом.
«Ну и страна! – несмотря на отвратительное настроение, мысленно улыбнулась Маргарет. – Даже у спортсменов Weltschmerz мировая скорбь (нем.)

».
– Но если вам не нравится, – вслух продолжала она, – почему вы тут живете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42