Бауман был тот самый человек, которого он видел из окна накануне ночью.– Рекомендую вам как следует выспаться, – говорил тем временем Вилларду Бауман. – В парной игре завтра придется порядком попотеть. – Он наклонился и с привычной бесцеремонностью друга дома поцеловал Линду в щеку на прощанье. – Кстати, захватите завтра ваших мальчишек. Мешать они нам не будут – пусть поиграют с нашими мальчиками. – Он помахал им рукой и снова вернулся к прерванному разговору, светский, прекрасно одетый человек, всюду чувствующий себя как дома и всюду окруженный друзьями, – таких крепких сорокалетних мужчин чаще всего видишь или на торжественной встрече бывших выпускников какого-нибудь маститого колледжа, или на вице-председательском кресле в одной из контор, безупречных по репутации, где все полы устланы толстыми коврами, а о деньгах говорят только вполголоса и за закрытой дверью.– Он уже ленится бегать, зато парные играет как бог, – заметил Виллард, когда они выходили. Мартин не ответил, он молча проследовал за сестрой и ее мужем до самой машины. И в машине, пока они ехали в следующие гости, он продолжал молчать, мысленно складывая и перекладывая детали этой головоломки – больше всего ему Сейчас хотелось остаться одному и подумать, в памяти всплывала открытая, ничем не потревоженная улыбка Баумана, когда их знакомили, и твердое пожатие его сухой, крепкой руки, руки теннисиста; и еще он вспоминал, как Бауман фамильярно и привычно поцеловал Линду на прощанье.– Линда, ты должна дать мне одно торжественное обещание, – говорил за рулем Виллард, пока они тряслись по узкой проселочной дороге, торопясь к очередному обеденному столу.– Какое обещание? – спросила Линда.– Обещай всякий раз, когда мы будем собираться на коктейль, напоминать мне: Виллард, пить джин тебе уже не по возрасту.
За обедом для тех гостей, которые не были у Слокумов на коктейле, Мартину пришлось еще раз описать во всех подробностях человека, которого он видел за окном. На этот раз он старался сделать описание как можно более туманным. Это давалось ему нелегко. Приметы Баумана (возраст – под сорок, голубые глаза, рыжеватые, коротко остриженные волосы, большой улыбчивый рот, ровные зубы, рост – около шести футов, вес – килограммов восемьдесят, крепкое телосложение, широкие плечи, общее впечатление: добропорядочный гражданин, отец семейства, деловой человек) лезли в голову, срывались с языка, точные, легкоузнаваемые, грозные; и не выйти за пределы туманных общих мест, удержаться в рамках своего предыдущего рассказа было невероятно трудно. Можно было сразу обрушиться на этого человека, но Мартин решил, что это не имеет смысла, что ни единым мимолетным словом он не бросит тень на Баумана, пока не будет абсолютно убежден, что именно Бауман и есть тот самый человек, которого он видел.Пока они с Линдой и Виллардом ехали домой, пока они сидели перед сном за последним стаканчиком, он решил для себя, что им он тоже пока не скажет ни слова. Пристально глядя на сестру, он вспомнил, как она волновалась, требуя, чтобы не вызывали полицию, как она воевала из-за этого с Виллардом и как все-таки настояла на своем, как она потянулась к Бауману, чтобы он ее поцеловал, там, на пороге, после этого коктейля. Он вспомнил, что у нее и у Вилларда – отдельные спальни и обе выходят на балкон, а Виллард раза два или три в неделю возвращается из города очень поздно. Мартину было стыдно за все эти домыслы, но он не мог ничего с собой поделать. Линда – его сестра, и он ее любит, но так ли уж хорошо он ее знает после стольких лет разлуки? Он подумал о том, что он сам далеко не святой, и о том, сколько раз ему приходилось об этом жалеть. А ведь она – его сестра, и, какой бы невинной, прелестной и добродетельной женой она ни казалась, они сделаны из одного теста. «Нет, – решил он, – ждать и только ждать».
На следующее утро, в одиннадцать часов, они были уже на теннисном корте. Мартин с Виллардом играли против Баумана и еще одного игрока по фамилии Спенсер; у Спенсера была хорошая подача, но и только. Зато Бауман легко двигался по корту, удар у него был хорошо поставлен, и играл он с удовольствием, весело подтрунивая над партнерами, независимо от того, выигрывал он или проигрывал.Оба мальчика Виллардов тоже были здесь и играли в уголке корта с Бауманами-младшими, тех было трое: два мальчика и девочка – от шести до одиннадцати лет. Дети Баумана были, как показалось Мартину, какие-то бледные и прибитые, слишком вежливые и слишком сдержанные для своих лет.Когда сыграли два сета, появилась миссис Бауман; к изумлению Мартина, она была, как на официальном приеме, в темном полотняном платье с белым воротником, на который спускались густые темно-русые волосы, собранные в тяжелый узел; она несла на подносе кувшин с оранжадом и стаканы. Все время, пока она была рядом и наблюдала за игрой, Мартин ошибался чаще обычного, потому что то и дело поглядывал в ее сторону, изучая ее, почти бессознательно пытаясь уловить момент, когда они с мужем посмотрят друг на друга, поймать этот взгляд, знак, симптом, намек. Но она спокойно сидела возле корта, молчала, не аплодировала, когда у кого-то прорезывался хороший удар, и воздерживалась от замечаний, когда кто-то мазал. Кажется, и на пятерых детей, которые играли вокруг, она обращала столь же мало внимания; вскоре в середине розыгрыша мяча она поднялась и прошествовала к дому, высокая, изысканно элегантная, чужая всему, словно посланец иных миров; молчаливое и живописное украшение на зеленом газоне, тянущемся вверх по склону, к большому белому красивому дому.Во время третьего сета поднялся ветер, при свечах и обманных ударах мяч относило в сторону, играть стало трудно, и они решили оставить это занятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11