-- Ну, мои любимые...
-- Бросай! -- с раздражением крикнул ему сторож.-- Нечего здесь заниматься поэзией!
-- Четыре, три; пять, два; шесть, один! -- заговорщически, словно уговаривая, Эдди шептал зажатым в кулачках костям.-- Прошу вас, мне больше ничего не надо!
-- Да бросай же, черт бы тебя побрал! -- заорал, теряя терпение, сторож.
Осторожно Эдди катнул кости по холодному, твердому полу. Они остановились, разбившись наконец по парам, словно любовники, обнявшиеся перед последним ударом Судьбы.
-- Ну что, разве не семь? -- мягко осведомился Эдди.
-- Боже, и это на Рождество! -- отчаянно взвыл сторож.
Эдди старательно пересчитывал и сортировал выигранные деньги.
-- Ну, должен вам сказать, вы отчаянный, азартный игрок, долго сопротивлялись,-- решил успокоить старика напоследок победитель.
-- Да-а,-- цедил печально сквозь зубы сторож,-- да, конечно. Такой пацан, как ты! Скажи, сколько тебе лет? Миллион исполнился на той неделе, да?
-- Мне тринадцать.-- Эдди отправил деньги в карман.-- Но я из Нью-Йорка.
-- Сейчас Рождество. Тебе давно пора сидеть за праздничным столом с мамочкой и папочкой. Такой пацан! Пусть провалится в преисподнюю твой дом вместе со всей твоей семейкой!
-- Здесь, в Коннектикуте,-- Эдди стаскивал узкую для него форменную курточку,-- никто не умеет делать деньги. Сообщаю вам об этом только ради вашего благополучия.
-- Тебе давно пора быть с папочкой и мамочкой, с братьями и сестрами, если только они у тебя есть.
Большие черные глаза Эдди вдруг застлались слезами.
-- Мой отец сказал, чтобы и духу моего не было дома целый год.
-- Это почему же? -- поинтересовался сторож.-- Увел у него штаны на прошлое Рождество?
Эдди высморкался, и слезы пропали у него из глаз.
-- Нет, я ударил свою сестренку лампой. Мостовой лампой.-- При воспоминании о своем "подвиге" губы у него плотно сжались.-- И снова ударю. Ее зовут Диана. Ей пятнадцать лет.
-- Хорошенькое дельце! Какой милый мальчик, все в один голос твердят.
-- Ей в результате наложили четыре шва. Орала целых пять часов. Диана! Говорит, я мог погубить безвозвратно всю ее красоту.
-- Ну, в любом случае, красоты у нее от этого не прибавится, если ты будешь лупить ее мостовой лампой,-- резонно заметил сторож.
-- Она собирается в артистки. Театральные.
-- Очень хорошая профессия для девочки.
-- Ах, бросьте! -- Эдди фыркнул.-- Ну что в ней, скажите на милость, хорошего? Ей дают уроки учителя танцев, французского, английского, музыки, ее обучают конной выездке, а папа все время осыпает нежными поцелуями и называет своей маленькой Сарой Бернар. От нее несет дерьмом.
-- Разве можно так отзываться о родной сестре? -- сурово упрекнул его сторож.-- У меня даже уши вянут от таких слов, тем более, если их произносит такой мальчик, как ты.
-- Да заткнитесь вы! -- с горечью выпалил Эдди.-- Тоже мне маленькая Бернар выискалась! Папа у меня тоже актер. Вся эта чертова семейка -сплошные артисты. Ну, разумеется, кроме меня,-- заключил он с мрачным удовлетворением.
-- Ты ведь играешь на деньги,-- заметил сторож,-- чего тебе беспокоиться?
-- Маленькая Бернар. Отец возит ее повсюду с собой: Детройт, Даллас, Сент-Луис, Голливуд.
-- Даже в Голливуд?
-- Ну а меня отослал сюда, в военную академию.
-- Военная академия -- самое подходящее место для юных, пытливых умов.-- Сторож чувствовал гордость за свое учреждение.
-- А-а-а... тоже мне, маленькая Бернар. Мне так и хочется наступить ногой на ее смазливую мордашку.
-- Боже, что за разговоры!
-- Трижды в неделю ходит в театр, посмотреть, как играет папа. Мой папа играет лучше всех со времен сэра Генри Ирвинга1.
-- И кто же тебе сказал об этом? -- поинтересовался сторож.
-- Как "кто"? Мой папа. Он настоящий Полак, мой папа,-- умеет переживать на сцене, по-настоящему. Все говорят. Вам обязательно нужно посмотреть, как он играет.
-- Нет, я хожу только в кино.
-- Он играет в шекспировском "Венецианском купце". У него там такая длинная седая борода -- в ней его ни за что не узнать. Как только начинает читать свои монологи,-- публика и плачет и смеется. А голос такой громкий, что за пять кварталов слышно, бьюсь об заклад.
-- Ну, вот такая игра по мне! -- одобрил сторож.
Эдди выбросил вперед руку в трагическом, умоляющем жесте и закричал вдруг громовым голосом:
-- "Разве нет у еврея глаз? Разве нет у еврея рук, других органов тела, таких же размеров? Разве у него нет чувств, разве ему чужда любовь, страсти?" -- Величественно сел на перевернутый вверх дном ящик.-- Как прекрасно все это играет мой папа -- никто во всем мире так не умеет,-- тихо заключил мальчик.
-- Если бы ты не огрел свою сестренку по башке мостовой лампой,-нравоучительно произнес сторож,-- то сегодня, в эту рождественскую ночь, наслаждался бы игрой отца.
-- Но он колошматил меня минут пятнадцать без передышки, мой папочка. А он весит двести пятьдесят фунтов и сложен как Лу Герин,-- он как ломовая лошадь, и так разошелся, просто ужас. Но я не плакал и не признался ему, почему дал ей мостовой лампой. Я не пролил ни слезинки! Доказал ему, кто я такой! И заодно его любимой маленькой Бернар.-- Эдди с решительным видом вскочил с ящика.-- Ну и черт с ними со всеми, я с таким же успехом могу провести Рождество здесь, в военной академии,-- чем здесь хуже, чем где-то в другом месте? -- И уставился в окно на мрачную декабрьскую слякоть.
-- Послушай, Эдди,-- торопливо заговорил сторож, опережая Эдди, подходящего к двери,-- хочу задать тебе один вопрос.
-- В чем дело? -- холодно спросил Эдди, чувствуя, что последует за этим.
-- Сегодня сочельник.-- Сторож откашлялся.
-- Да, знаю, сегодня сочельник.
-- Я старый человек, Эдди.-- Сторож с сожалением погладил седые усы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67