Там находились статуи работы Лабьюерра и Халворсена; а среди музыки, последняя соната Эндрю Карра... и все это, как водится, среди огромного количества хлама; впрочем, это характерно для любой библиотеки, большой или малой. Был ли у Руд-Принца вкус или нет, но деньги у него явно водились, и часть из них, при ком-то из прошлых библиотекарей, была потрачена с толком.
Занимаясь всем этим, Саймон одновременно обдумывал, как встретиться с Да-Удом, когда игра войдет в соответствующую стадию. Договоренность с Да-Удом, естественно, была обманом, более того, двойным обманом; но сами несовершенства этого плана придавали ему достоверность - то есть, он выглядел так, будто может сработать, и он действительно должен работать до определенного момента, иначе ничего не выйдет. А затем придется устранить намеренно заложенные в этом плане ошибки. Итак...
Однако, Саймон начал замечать, что ему трудно думать. Преобразующая сыворотка постепенно оказывала свое действие, и в его черепе крутились предательства, не имеющие никакого отношения к Да-Уду, Руд-Принцу, Друидсфоллу, Бодейсии, Зеленому Экзарху и Великой Земле. Хуже того: они не имели никакого отношения и к Саймону де Кюлю, речь шла о дурацких мелких провинциальных интригах, абсолютно его не интересовавших - но вызывавших раздражение, злость и даже болезненное состояние, будто муки ревности к какому-то предшественнику, с которыми разум не может справиться. Зная их причину, Саймон упорно боролся с ними, но он знал, что они будут усиливаться, несмотря на всю его решительность; они проистекали из генов и крови, а не из его некогда остро отточенного, а теперь туманящегося сознания.
В этой ситуации он не мог надеяться, что сможет просчитать очень много чрезвычайно запутанных вариантов, так что лучше отбросить все, кроме самого необходимого. В итоге он решил, что лучше встретиться с Да-Удом в Принципате, как и было договорено, и приберечь обман на более крайний случай.
С другой стороны, было бы глупо слоняться по Принципату в ожидании, рискуя стать жертвой непредвиденного случая - например, предательства в результате возможного допроса Да-Уда - в то время как у него были дела, которые можно выполнить в любом другом месте. Кроме того, неизменно туманная теплая погода и обрывочная показная религиозность Принципата раздражали его и вызывали порывы противоречивых восторгов и преданности у нескольких личностей, которые явно были неуравновешены, будучи цельными, а теперь их кусочки составляли фиктивное "я" Саймона. Особенно ему не нравился девиз выбитый над входом во дворец Руд-Принца: СПРАВЕДЛИВОСТЬ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ. Этот взгляд, явно заимствованный у какой-нибудь колониальной исламской секты, был прекрасной доктриной для культуры, погрязшей в изменах, поскольку оправдывал почти любое предательство на том основании, что оно ставило своей целью справедливость (выступавшую в образе той любви, что гласит: "Я делаю это для твоего же блага; мне это причиняет большую боль, чем тебе"). Но Саймон, смутно припоминаемые родители которого часто предавали его именно из этих соображений, находил такую точку зрения слишком уж удобной. Кроме того, он с подозрением относился ко всем абстракциям, выраженным в виде "А есть Б". По его мнению, ни справедливость, ни милосердие не имели очень тесной связи с любовью, и уж тем более не были ей тождественны - иначе зачем бы иметь три слова вместо одного? Метафора это не тавтология.
Помимо этих мелочей, Саймону казалось, что есть смысл вернуться на некоторое время в Друидсфолл и покрутиться неподалеку от Управления Гильдии. В худшем случае, его местопребывание будет неизвестно Да-Уду, анонимность в большом городе обеспечить проще, меньше вероятность, что Гильдия распознает его, даже если заподозрит - а этого наверняка следует ожидать - в подобной смелости. В лучшем случае, он сможет раздобыть какую-нибудь полезную информацию, особенно если миссия Да-Уда вызовет какое-то необычное шевеление.
Ну, хорошо. Вручив Руд-Принцу объемистую стопку перфокарт и пообещав вернуться, Саймон добрался флаером до Друидсфолла, где старался держаться подальше от "Скополамандры".
Некоторое время он не замечал ничего необычного, что само по себе вселяло некоторую надежду. Либо Гильдию не насторожили неуклюжие предложения Да-Уда, либо она скрывала свою тревогу. Несколько дней подряд Саймон наблюдал, как Верховный Предатель Бодейсии приходит и уходит, иногда со свитой, а чаще лишь с одним рабом. Все казалось нормальным, хотя Саймона ощущал слабую непонятную дрожь, тем более раздражающую, что он не знал, с какой из его _п_е_р_с_о_н_ эта дрожь связана. Явно не с его основным "я", поскольку, хотя Валкол и был врагом, с которым ему предстояло встретиться, он не казался более страшным, чем другие, которых Саймон победил (правда, находясь в своем полном и истинном сознании).
Затем Саймон узнал "раба"; и тут он бросился бежать. Это был вомбис, тот самый, что путешествовал под видом дипломата на борту "Караса". Создание даже не потрудилось изменить свое лицо для новой роли.
На этот раз Саймон мог бы убить его легко со своего наблюдательного поста, и скорее всего, ускользнул бы беспрепятственно, но опять имелись причины этого не делать. Просто избавлять вселенную от одной из протейских сущностей (если в этом вообще был смысл, ибо никто не знал, как они размножаются) вряд ли стоило, учитывая, что это вызовет погоню. Кроме того, присутствие агента Экзархии так близко к центру этого клубка наводило на мысли и могло быть как-то использовано.
Конечно, вомбис мог находиться в Друидсфолле по совершенно другому делу или просто совершать визит вежливости, возвращаясь из мест, находящихся "глубже в скоплении";
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13