Конечно, Дмитрий Николаевич понимал, что, возможно, придется
взламывать дубовую дверь (эту дверь, похожую на средневековые ворота,
любовно сработал Вовка Спиридонов на своей мебельной фабрике), но не
представлял, что с одного удара эти ворота можно выдрать вместе с косяком
из дверного проема и, разворотив стену, рухнуть в клубах пыли в Вовкин
коридор.
Пока Дмитрий Николаевич соображает что к чему, сотрудники милиции
врываются в квартиру и начинают вытаскивать из под двери не кого-нибудь,
не какого-то там задрипанного люмпен-интеллигента, а здоровенного верзилу,
одновременно выкручивая ему руку и отбирая топор. Верзила, пожалуй, не
оказывает сопротивления, сознавая, что взят с поличным, к тому же он
немного оглушен свалившимися на него дубовой дверью и шкафообразным
сотрудником, который отполз к вешалке и тихо охает, держась за плечо.
Верзила не сопротивляется, но его рука никак не поддается выкручиванию и
не выпускает топор. Он даже не осознает, что его "скручивают", и с
ненавистью глядит на Дмитрия Николаевича.
А Дмитрий Николаевич наконец-то осознает, какой смертельной опасности
подвергался на лестничной площадке.
- А! С топором! - кричит Дмитрий Николаевич, окончательно теряя
интеллигентный облик кандидата филологических наук, и становится похожим
на взъерошенного и удачливого первобытного охотника. Он пляшет в коридоре,
помогая скрутить верзилу, и мешает оперативникам работать.
- Ну, гад, это ты вызвал ментов? Я тебя на краю света найду, -
обещает ему верзила.
В ответ Дмитрий Николаевич размахивается и въезжает кулаком в хорошо
выбритую физиономию грабителя. (Чухонцев сейчас первобытный охотник,
только это оправдывает его). Оперативники одобрительно сопят, они и сами
возбуждены, но - служба; строго говорят Дмитрию Николаевичу: "Что вы
делаете, гражданин?" - и тащат грабителя в комнату.
- Иди, иди! - хрипло советует Дмитрий Николаевич. - Иди, а то еще
получишь!
Ух, вернется с работы Вовка... Слов нет! Где эта старая кляча,
которая обозвала Дмитрия Николаевича "пушкинистом"? Пушкинисты тоже
способны на кое-что! Грабителя выследил! Хрен вам, вот что значит
пушкинист!
- Сядьте, свидетель! - прикрикивает на него шкафообразный таран. - От
вас уже голова болит!
Он ко всему еще и свидетель! Ну, Вовка! Ставь бутылку!
Грабителя в это время обыскивают. Он стоит, морда, и смотрит
исключительно на Дмитрия Николаевича, запоминает портрет. Ишь
Раскольников!
Начинают составлять протокол и опись. Шкафообразный сотрудник,
морщась, держится за плечо и диктует. Похоже, он в опергруппе главный и
всю тяжелую работу берет на себя - даже вышибание дверей.
- Первое... Топор. Кухонный, острый, для рубки мяса. Второе... в
левом боковом кармане девятьсот пятьдесят рублей полусотенными купюрами.
- Вовкины деньги! - встревает Дмитрий Николаевич. - Он крупные купюры
откладывает. На машину.
- Помолчите, свидетель. Третье... связка ключей разных типов.
Четвертое... пачка папирос "Беломорканал". Пятое... золотое кольцо с
камешком...
- Покажите... - опять вскакивает Дмитрий Николаевич. - Анькино
кольцо! С изумрудом! Узнаю, она хвасталась. Вовкиной жены!
- Шестое... удостоверение судового механика Черноморского пароходства
на имя Сигизмунда Григорьевича Королькова. Фотография не похожа.
Удостоверение вроде не поддельное... где взяли удостоверение, задержанный?
- Взял уж, - отмахивается верзила. - В карты выиграл. Давай,
начальник, вели в участок. Все ясно, нечего тут....
- А мне спешить некуда. Настоящее имя?
- Иван Петрович Сидоров.
- Ваньку валяешь, значит? Ладно, проверим. Профессия?
- Какая там профессия... Рецидивист, - чистосердечие признается
верзила.
Последнее слово действует на Дмитрия Николаевича специфически...
Незалеченный гастрит дает о себе знать. Он извиняется и спешит в Вовкин
совмещенный санузел. Щелкает выключателем, тянет дверь на себя и...
И...
И вот теперь можно писать статью о русском символизме.
В Вовкином санузле на краешке ванны сидит Прекрасная Дама.
Несомненно, это и есть та самая Прекрасная Дама, которую описал Блок.
Платье, правда, не белое, но шейка лебединая. Высока, стройна, воздушна,
глаза скрыты под темными очками с приклеенной итальянской лайбой, но
отдельные детали лица прекрасны - губки, ушки и все такое.
- Извините, - лепечет Дмитрий Николаевич.
- Ты что, козел, издеваешься? - с ненавистью шепчет Прекрасная
Незнакомка, снимает очки и пронзает Дмитрия Николаевича лазурным взглядом.
И пропал Дмитрий Николаевич Чухонцев, русский символист и мечтатель -
тут жизнь ключом, перестройка, квартиры грабят, а он весь в каких-то
литературных символах! Надо же... глаза синие, как у блоковской
незнакомки. Конечно, Дмитрий Николаевич не такой дурак, чтобы не понимать,
что эта распрекрасная Дама работает с верзилой на пару, и что она такая же
рецидивистка, только тот в бегах, а эта выпущена по амнистии к
Международному женскому дню 8 Марта (одно не исключает другого, в свое
время Сонька Золотая Ручка тоже, наверное, была Прекрасной Дамой), он все
понимает, но гражданская нетерпимость Дмитрия Николаевича к темному
элементу вступает в непримиримое противоречие с его поэтической натурой:
одно дело с легкой душой скрутить верзилу с топором, а совсем другое -
отдать в руки правосудия Прекрасную Незнакомку.
1 2 3 4 5 6 7