— Будешь колотиться, дам веслом по башке и в воду, — сказал негромко и весело.Стырь притих. Дед Любим тоже лежал смирно: видно, товарищ Никиты перестарался, помял Любима от души. Или — прирожденный воин — Любим хитрил и, не в пример Стырю, не скреб понапрасну на свой хребет.— Пресвятая матерь божья, — шептал набравшийся смертного страха Никита Скрипицын, — спаси-пронеси, свечей в храме наставлю. Пособи только, господи. * * * Князь Семен до боли в глазах, до слезы всматривался с высокого стружьего носа в сумрак ночи. Огоньки факелов на стругах Черноярца плясали поодаль, качались…— Прошли, что ль? — ни черта не разберу…— Прошли. Больше нету.— Сколь нащитал-то?— По огонькам — вроде много… Они мельтешат как…— Ну, сколь? Чертова голова…— С двадцать, — неуверенно отвечал молодой стрелец. — А можа, боле. Они мельтешат как… Можа, боле, не поймешь.— Откуда их боле-то? Их сэстоль и есть. Во-от… Гасите-ка огни! Пошли. Зря не шумите. С богом! Пушкари — готовься. Как отрежем, так лодку к им: «Складай оружье — окруженные». Мы их седня прижмем… В Волге, там с ими поговорим покруче. Взвозятся, открываем пальбу… Но, я думаю, они умней — не взвозятся. Во-от. Топить-то их не надо бы… Не надо бы — у их добра много. Не топить! Так договоримся.Князь Семен был доволен. * * * — Добре! Стой! — распорядился Иван Черноярец. — Так и есть — окружают, собаки: огни в воду пометали. Сучья порода… Ну-ка, кто? — до батьки! Отрезают с моря, мол. К воеводе я сам отправлюсь. Ах, вертучая душа: медом не корми, дай обмануть. — Забыл первый есаул, совсем как-то забыл, что сами они первые раскинули стрельцам сеть. — Батьке скажи, чтоб не торопился палить: можеть, я их счас припужну там. Можеть, миром решим, когда узнают. Спину-то они нам подставили, а не мы им…— А затеется бой, — ты как же?— Ну, как? Как есть… Не затеется, я их припужну счас. Давай лодку! * * * В астраханской флотилии произошло какое-то движение, послышались голоса… Похоже, кто-то прибыл, что ли.— Какова дьявола там?! — зашипел князь Семен. — Оглоеды… Опупели?Голоса приближались. Да, кто-то прибыл со стороны.— Тиха! — прикрикнули с воеводского струга.— Никита вернулся, — сказали с воды. — Ну-к, прими! Спусти конец… Да куда ты багром-то?! Дай конец!— Никита? — изумился князь. Он так увлекся своими хитросплетениями, так с головой влез в азарт продуманной игры, что забыл про своих послов. — Давай суда его. А чего они? Чего, Никита?— Беда, князь! — заговорил Никита, перевалившись через борт. — Слава те господи!.. успели. Фу!.. С того света.— Что? Говори! — почти закричал воевода.— Перехитрили нас, воевода. Ты их отрезал? С моря-то.— Отрезал.— А Стенька у нас за спиной! Слава те господи, успели. Я так и знал, что отрежешь. Налетели б счас на румяную…— Как так? — раздраженно спросил князь. — А кто прошел?— Сколь прошло-то?— Двадцать нащитали…— Двенадцать стругов! А десять, самых надежных, у нас за спиной. Разделились они — подвох зачуяли. Мы-то насилу головушки свои унесли. Двух казаков с собой прихватили. От этих не было никого? — Скрипицын кивнул в сторону разинцев с Черноярцем, которых воевода запирал в Волге.Воевода помолчал.— Рази ж они не все прошли?— Скоро пришлют посыльщиков. Послухай, что плести будут! Скажут, раздор вышел: Стенька в десять стружков к Теркам ушел, а эти вроде на милость идут. Ворье хитрое… Мы двоих прихватили — приставных к нам. Слава те господи! А уж про нас, князь, и не подумал? Стенька посулился самолично задавить нас…— Во-от, — понял наконец воевода. — С вами рази чего сделаешь! — Обидно ему сделалось — так все ладно обдумал, так все сошлось в голове, и надо теперь все переиначивать, все ломать и снова собираться с мыслью и духом. Так резко различаются русские люди: там, где Разин, например, легко и быстро нашелся и воодушевился, там Львов так же скоро уронил интерес к делу, им овладела досада. — А попробуем?! — вдруг вяло оживился он. — Их же меньше. Да мы теперь знаем про ихнюю хитрость. А?Сразу ответили в несколько голосов:— Что ты, Семен Иваныч!— Нет, князь! Господь с тобой!..— Они как кошки. Им только дай ночью бой затеять. Любезное дело… Они и месяц-то казачьим солнышком зовут.Опять с воды послышались шум и голоса. Опять, похоже, пришлые.— Кто?! — окликнули с воеводского струга.— Есаул Иван Черноярец! К воеводе.— Зови, — велел князь. — Запалите огонь.Никита с Кузьмой отошли в сторонку — из светлого круга. Иван поднялся на струг, поклонился воеводе.«Теперь Стенька не даст, сколько мог дать, запри я его в Волге, — подумал князь Семен. — Воистину, казаки обычьем — собаки».— Ну? — спросил князь строго. — С чем пожаловал?— Челом бьем, боярин, — заговорил Иван. — Вины наши приносим великому государю…— Вы все здесь? — нетерпеливо перебил князь.— Нет. Атаман наш в десять стружков ушел к Теркам.— Чего ж он ушел? Вины брать не хочет?— Убоялся гнева царского…— А вы не убоялись?— Воля твоя… Царь нас миловал. Нам грамотку вычли.— А не врешь ты? Ушел ли Стенька-то? — Теперь князь открыто злился; особенно обозлило вранье есаула, и то еще, что есаул при этом смотрит прямо и бесхитростно. — Ушел ваш атаман?! Или вы опять крутитесь, собаки?! Ушел атаман?— Вот — божусь! — Иван, не моргнув глазом, перекрестился.— Страмцы, — сказал князь брезгливо. — Никита!..В круг света вошел Никита Скрипицын, внезапный и веселый.— Здоров, есаул! Узнаешь?Иван пригляделся к послу, узнал:— А-а… — И поник головой, даже очень поник.— Чего ж ты врешь, поганец?! — закричал князь. — Да ишо крест святой кладешь на себя!— Не врали б мы, боярин, кабы вы первые злой умысел не затаили на нас, — поднял голову Иван. — Зачем с моря отсек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121