Упорство Степана раззадорило палача. Умелец он был известный, и тут озлобился. Он сменил и второй кнут.Фрол находился в том же подвале, в углу. Он не смотрел на брата. Слышал удары кнута, всякий раз вздрагивал и крестился. Но он не услышал, чтобы Степан издал хоть один звук.Двадцать ударов насчитал подручный палача, сидевший на бревне.— Двадцать. Боевой час, — сказал он. — Дальше… без толку: забьем, и все.Степан был в забытьи, уронив голову на грудь. На спине не было живого места. Его сняли, окатили водой. Он глубоко вздохнул.Подняли Фрола.После трех-четырех ударов Фрол громко застонал.— Терпи, брат, — серьезно, с тревогой сказал Степан. — Мы славно погуляли — надо потерпеть. Кнут не Архангел, душу не вынет. Думай, что — не больно. Больно, а ты думай: «А мне не больно». Что это? — как блоха укусила ей-богу! Они бить-то не умеют.После двенадцати ударов Фрол потерял сознание. Его сняли, бросили на солому, окатили тоже водой.Стали нажигать в жаровнях уголья. Нажгли, связали Степану руки спереди теперь, просунули сквозь ноги и руки бревно, рассыпали горячие уголья на железный лист и положили на них Степана спиной.— О-о!.. — воскликнул он. — От эт достает! А ну-ка, присядь-ка на бревно-то — чтоб до костей дошло… Так! Давненько в бане не был — кости прогреть. О-о… так! Ах, сукины дети, — умеют, правда…— Где золото зарыл? С кем списывался? — вопрошал дьяк. — Где письма? Откуда писали?..— Погоди, дьяче, дай погреюсь в охотку! Ах, в гробину вас!.. В три господа бога мать, не знал вперед такой бани — погрел бы кой-кого… Славная баня!Ничего не дала и эта пытка.Два палача и сам дьяк принялись бить лежащего Степана по рукам и по ногам железными прутьями.— Будешь говорить?! — заорал дьяк.— Июды, — сказал Степан. — Бейте уж до конца… — Он и хотел уж, чтоб забили бы насмерть тут, в подвале, — чтобы только не выводили на народ такого… слабого.— Где добро зарыл?На это Степан молчал.— Заговорил? — спросил царь.— Заговорит, государь! — убежденно сказал думный дьяк, не тот, что был при пытке, а другой, который часто проведывал Разиных в подвале: он истинно веровал в кнут и огонь. — Покамест упорствует.— Спросить, окромя прочего: о князе Иване Прозоровском и о дьяках. За что побил и какая шуба?Писец быстро записывал вопросы царя.— Как пошел на море, по какому случаю в Астрахань ясырь присылал? Кому? По какому умыслу, как вина смертная отдана, хотел их побить и говорил? За что вселенских хотел побить, что они по правде низвергли Никона, и что он к ним приказывал? И старец Сергей от Никона по зиме нынешней прошедшей приезжал ли? Как иттить на Синбирск, жену видал ли?Степана привязали спиной к столбу, заклячили голову в кляпы, выбрили макушку и стали капать на голое место холодную воду по капле. Этой муки никто не мог вытерпеть.Когда стали выбривать макушку, Степан слабым уже голосом сказал:— Все думал… А в попы постригут — не думал. Я грабил, а вы меня — в попы…Началось истязание водой.— С крымцами списывался? — спрашивал дьяк.Степан молчал.Капают, капают, капают капли… Голова стянута железными обручами — ни пошевелить ею, ни уклониться от муки. Лицо Степана окаменело. Он закрыл глаза. А на голове куют и куют красную подкову; горит все внутри, глаза горят, сердце горит и пухнет… Да уж и остановилось бы оно, лопнуло! Господи, немо молил Степан, да пошли ты смерть!.. Ну, сколько же?.. Зачем уж так?— Куда девал грабленое? Кого подсылал к Никону?Волнами из тьмы плещет красный жар; голова колется от оглушительных ударов. Степан стал терять сознание.— Чего велел сказать Никон? — еще услышал он, последнее.…Вошел Степан в избу; сидит в избе старуха, качает дите. Поет. Степан стал слушать, прислонившись к косяку. Бабка пела: Бай, бай, да побай,Хоть сегодня помирай.Помирай поскорей —Хоронить веселей.Тятька с работкиГробок принесе,Баушка у свечки рубашку сошье.Матка у печкиБлинов напеке.Бай, бай…С села понесемДа святых запоем.Захороним, загребемДа с могилы прочь пойдем.Будем исть-поедать,Да и Ваню поминать.Ба-ай… — Что ж ты ему такую… печальную поешь? — спросил Степан.— Пошто печальную? — удивилась старуха. — Ему лучше будет. Хорошо будет. Ты не дослушал, дослушай-ка: Спи, Ванюшка, спи, родной,Вечный табе упокой:Твоим ноженькам тепло,И головушке… — Хватит! — загремел в былую силу Степан.…Он почти прошептал этот свой громовой вскрик. Мучители не расслышали, засуетились.— Что ты? А? — склонился дьяк.— Кто? — спросил Степан, вылавливая взглядом в горящей тьме лицо дьяка.— Кого хотел сказать-то? — еще спросил тот.— Вам? — Степан медленно повел глазами, посмотрел на палачей. — Ну-у… выставились… Вы рады всю Русь продать… Июды. Змеи склизкие. Не страшусь вас…Его ударили железом каким-то по голове. Опять все покачнулось и стало валиться.Степан закрыл глаза. И вдруг отчетливо сказал:— Тяжко… Помоги, братка, дай силы!…И вдруг, почудилось ему, палачи в ужасе откачнулись, попятились… В подземелье загремел сильный голос:— Кто смеет мучить братов моих?!Вниз со ступенек сошел Иван Разин, склонился над Степаном.— Братка!.. — Степан открыл глаза — палачи на месте, смотрят вопросительно.— За брата казненного мститься хотел? — спросил дьяк. — Так?Степан закрыл глаза. Больше он не проронил ни слова. Ни единого стона или вздоха не вырвалось больше из его уст. Господи, молил и молил он, пока помнил, да пошли ты мне смерти. Ну, что же так?.. Так уж и я не могу.Царю доложили:— Ничего больше не можно сделать. Все пробовали…— Молчит?— Молчит.Царь гневно затопал ногами, закричал (Романовы все кричали, это потом, когда в их кровь добавилась кровь немецкая, они не кричали):— Чего умеете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121