— Говорил вам!! — закричал Степан, заглушая криком подступившую вдруг к сердцу жалость. — Собаки!.. Доносить побежали!Стрельцов окружили кольцом… И замелькали сабли, и мягко, с тупым коротким звуком кромсали тела человеческие. И головы летели, и руки, воздетые в мольбе, никли, как плети, перерубленные…Скоро и просто свершилась расправа. Трупы поскидали с обрыва.— Говорил вам, — горько, с укором сказал Степан, глядя с обрыва вниз. — Нет, побежали!Казаки вываживали коней, обтирали их пучками сухой травы. Потом спустились вниз по распадку к воде. Напоить коней. Но еще пока медлили подпускать их к воде, чтобы не опоить с перегона.Степан сидел на камне лицом к реке, надвинув низко на лоб шапку, смотрел на широкую спокойную гладь.Солнце клонилось к западу; тень от высокого правого берега легла далеко на воду, и вода тут была темная. Зато дальше и вода, и далекий низкий берег — все тихо пламенело в желтых лучах прощального солнышка. Разница эта — здесь и там порождала раздумья. Ясно ли думалось или грустно — кому как. Кто как смотрел. Кто смотрел дальше, на светлое, кто — поближе, в тень… Не одинаково думают люди, даже когда видят одинаково. Не одинаково и понимают, когда понимать вроде надо бы — одинаково. Так уж не одинаково устроены… Могут же одни, в близости смертного часа, окаменеть и ждать, другие — кричат, жалуются, ненавидят живых, которым еще некоторое время оставаться здесь. Да и жизнь-то принимают по-разному, не только смерть.Подошел Фрол Минаев, присел. Тоже долго смотрел на воду… Отходили казаки от смерти стрелецкой, противились, не хотели ее холодного мерзкого касания, нарочно налаживались думать, что — вот… земля, солнышко светит, хорошо на земле, хорошо… Ну, а что случилось-то? Но — случилось, случилось, чего не могли понять: за что порубили людей? Ни в бою, ни в набеге… Зачем же это надо было?— Зачем Леонтия-то отпустил? — спросил Фрол первое, что пришло в голову. И он рубил, и ему, может быть, больше других было не по себе.— Отпустил, — нехотя сказал Степан, отрываясь от дум. — А чего?— Зря. — Фрол жалел, что заговорил: не знал, что говорить больше.— Пошто?— Раззвонит там… В Астрахани-то.— Теперь скрытничать нечего. Но иное дело, Фрол: один зазвонит или… Да уж и то — пора. Теперь: помоги, господи, подняться, а ляжем сами. Как думаешь? — Степан спокойно и пристально посмотрел на Фрола сбоку.— Я-то? — Фрол смотрел на реку.— Ты. Не виляй только, а то знаю я тебя, вертучего.— Еслив по правде… — Фрол помолчал, подыскивая слова.— По правде, Фрол, по правде. Говори, не бойся: на правду не обижусь — это же не бабу делить.— Я не боюсь. Немыслимое затеваешь, Степан. Не знаю уж: скажет тебе кто так, нет, а от меня… услышь, можеть, сгодится подумать…— Ну?— Никто такое не учинял. Ты раскинь головой.— Мы первые будем.— А зачем тебе? Зачем, скажи на милость?— Гадов повывесть на Руси, все ихные гумаги подрать, приказы погромить — люди отдохнут. Что, рази плохое дело?Фрол молчал.— Подумать только, — продолжал Степан, — сидят псы на Москве, а кусают — аж вон где! Нигде спасу нет! Теперь на Дон руки протянули — отдавай беглецов…— На царя, что ли, руку подымешь? Гумаги-то от кого?— Да мне мать его в душу — кто он! Еслив у его, змея ползучего, только на уме, как захомутать людей да сесть им на загривок, какой он мне к дьяволу царь?! Знать я его не хочу, такого доброго. И бояр его вонючих… тоже не хочу! Нет силы терпеть! Кровососы… Ты гляди, какой они верх на Руси забирают! Какую силу взяли!.. Стон же стоит кругом, грабют хуже нашего. Одними судами да волокитой вконец изведут людей. Да поборами. Хуже татар стали! А то ты не знаешь…— А чего у тебя за всех душа болит?Степан долго молчал. Только повернулся, хотел сказать что-то, но раздался крик:— Татары! Тю!.. Век не видались, в господа бога мать!И сразу над головами казаков свистнули стрелы и с коротким чмокающим звуком ушли в воду.— За бугор! — крикнул Фрол, вскакивая.Казаки послушно кинулись было к ближнему бугру.— На коней! — остановил Степан. Первым вскочил на коня, заплясал на месте, поджидая других. — Экая дура, Фрол! Век там сидеть, за бугром-то? Скорей!.. Выследили, собаки. Так и знал…Стрелы сыпались густо. Три-четыре угодили в казаков, те, страшно ругаясь, выдергивали их.— Закрывайся чем попало! — кричал Степан. — Потниками, кичимами!.. Крутись ужами!Татары окружили наверху распадок полукольцом. Сидя на конях, пускали стрелы.— Эдисаны, твари поганые.— Шевелись! — торопил Степан. — А то им подмога прискачет. Коней тоже прикрывайте!..Стрелы, долетавшие до казаков, убойную силу теряли, но ранили больно. Много уж казаков со стоном и матерной бранью выдергивали друг у друга легкие татарские гостинцы. Всхрапывали и шарахались кони… Наконец все были в седлах.— В россыпь!.. В мах! — коротко, спокойно скомандовал Степан. — Пошли!..Казаки понеслись по отлогому распадку вверх.— К кустам жмись! — кричал атаман. Он летел несколько впереди, отпустив поводья, левой рукой прикрывая себя и морду коня потником из-под седла, в правой сабля.Эдисанцы подпустили казаков совсем близко, потом повернули коней и поскакали в степь. Казаки сгоряча увлеклись было за татарами, но Степан не велел. Он знал их повадку: утомить на степи погоню, измотать и подвести ее, ошалелую в гонке, под засаду… Наверняка где-нибудь сидел, поджидая, сильный отряд татар.На Степана чего-то нашел веселый стих.— Фрол, ты, никак, захворал? То в кусты тебя тянет, то за бугор… Не понос ли уж? Зачем за бугор-то велел?Фролу неловко было за свой суматошный выкрик; что-то нервничать он стал последнее время, правда. Он молчал.— Спуститесь за стрелецкими конями, пригоните, — велел атаман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121