А ты прыгаешь, как блоха. — Разин положил свой пернач на землю. — Пришли мы к тебе, царь-батюшка, жалиться на бояр твоих, лиходеев! И просить тебя, оставь вольности Дону! Всегда так было! — Разин говорил громко — всем. — До тебя были вольности! А ты отбираешь!..— Сиухи хошь? — спросил Стырь. — С дороги-то…— Я воли прошу, а не сиухи!— Какой тебе воли?! — вскинулся Стырь. — А хрен в зубы не надо? Воли он захотел!..— Как же нам без воли?— Какой тебе воли надо?— Не вели мужиков имать да вертать с Дону опять поместникам…— Хрен! — Стырь все торопился, все суетился и не хотел даже смотреть на казаков.— Дай сказать-то! — обозлился Степан. — Да на меня гляди-то, на меня. Что ты, как коза брянская, все вверх смотришь? На меня!— Ну.— Не помыкай нами, еслив хлеб на Дон посылаешь…— Так.— Тюрем настроил, курва! Как чуть чего — так в тюрьму!— Как ты сказал? Курва?Степан упал на колени.— Прости, князь великий! Вылетело…— Срежу язык-то! Вылетело. Какие ишо жалобы на бояров?— Пошто на одном месте пригвоздить хочешь мужика? — спросил Матвей Иванов. — Был хоть выход.— Плетей! — велел Стырь, показав на Матвея.«Приближенные царя» схватили Матвея и раза три всерьез жогнули плетью.— Какие жалобы, казак? — повернулся Стырь опять к Степану. Степан все стоял перед ним на карачках, покорно ждал.— Пошто — как войне быть на Дону или миру — мы не вольны сами решить? Мы хочем решать сами, как нам любо, а как нет.Стырь молчал; он не знал, как огорошить с войной.— Нас на войну шлешь!.. — закричал с колен Разин. — Сам затеваешь, а нас шлешь! Куда хочешь, туда и шлешь, мы не смей пикнуть! Мы не слуги тебе! Не стрельцы!.. Курва ты великая, а не князь великий! — Степан поднялся в рост.— Плетей! — тоже заорал Стырь. И тоже вскочил.«Приближенные» бросились к Разину…— Стой! — остановил их Стырь. И полез с арбы. — Я прокачусь на ем. На Дону, говорят, жеребцы славные — спробую.Степан смиренно опустился опять на четвереньки.— Седло! — распоряжался Стырь. — А то я ишо свою царскую собью…На Разина накинули седло. Он молчал. Стырь сел на него.— Ну-ка, прокати царя!..— Куда, великий? Куда, князь всея, всея?..— За волей… Где она? Я сам не знаю…Разин громко заржал и поскакал по кругу.— Э-эх! — орал Стырь. — За волей казакам поехали! Их-ха!Степан опять заржал, да громко, умело.— Ну, как воля, казак? Узнал волю?— Нет ишо. — Степан остановился. — Слазь.— Я ишо хочу…— Слазь!Стырь слез.Степан опять упал на колени.— Спасибо, царь-государь, теперь узнали мы до конца твою волю. Спасибо! Спасибо! Спасибо! — Степан трижды стукнулся лбом об землю. — Теперь отпусти нас на Дон — погуляем мы за твою волюшку. Отпускай нас.— Отпускаю. Меня возьмите с собой на Дон — я тоже погуляю с вами.— Шиш! Гуляй, братцы! Царь показал, какая будет его воля! Запивай ее, чтоб с души не воротило!..И загуляли нешуточно. Весь день «запивали волю цареву», усердствовали. Усердствовал и сам атаман. Пил, обнимал Семку Резаного, Матвея Иванова, плакал… Потом свалился и уснул.— Ну, хоть так, — сказал Иван Черноярец. — Выспится хоть… Бери за руки, за ноги — унесем спать. Кончай гульбу! Федор, Ларька, кто там?.. Вали по рядам, бейте кувшины. Батька велел, мол!Матвей Иванов, когда Степана раздели и уложили на лежак, остановился над ним, долго всматривался в бледное рябое лицо атамана.— Вот вам и грозный атаман! Весь вышел. Эх, дите ты, дите… И нагневался, и наигрался, и напился — все сразу.— Ты, на всякий случай, не лезь-ка ему под горячую руку, этому дитю, — посоветовал Иван. — А то она у его… скорая: глазом не успеешь моргнуть.— Может, — согласился Матвей. И пошел из шатра. — Пойтить другого заступника поискать… Тоже где-нибудь землю бодает.— Кого это? — спросил Черноярец.— Василья Родионыча мово. 6 К Волге вышли глядя на ночь. (В версте выше Царицына.)Начали спускать на воду струги и лодки. Удобное место спуска указал бежавший из Царицына посадский человек Степан Дружинкин. Он же советовал атаманам, Разину и Усу:— Вы теперича так: один кто-нибудь рекой пусть сплывет, другой — конями, берегом… И потихоньку и окружите город-то. Утром они проснутся, голубки, а они окруженные, ххэх… — Дружинкин не мог скрыть радости, охватившей его. — Стены, вороты — они, конечно, крепкие. Да надолго ли! Кто их держать-то шибко будет?..— Воеводой кто сидит? — спросил Степан. — Андрей?— Тимофей Тургенев. На своих стрельцов, какие в городе, у его надежа плохая, он сверху других ждет. Да когда они будут-то! Они пока без признака…— Много ждет?— С тыщу, говорят. С Иваном Лопатиным идут. Надо бы, конечно, до их в городок-то войтить. Ах, славно было бы, Степан ты наш Тимофеич, надежа ты наша!.. Отмстились бы мы тада!..— Родионыч, поплывешь со стругами, — велел Степан. — Я с конными и с пешими. Шуму никакого не делай. Придешь, станешь, пошли мне сказать.— Ладно, — сказал Ус. И пошел к месту, где сволакивали на воду струги. Все же тяготило его подначальное положение, не привык он так. Однако — терпел.Когда стало совсем темно, двинулись без шума к Царицыну водой и сушей.Утром, проснувшись, царицынцы действительно обнаружили, что они надежно окружены с суши и с воды.Воевода Тимофей Тургенев и с ним человек десять стрельцов (голова и сотники, да прислуга, да племянник, да несколько человек жильцов) смотрели с городской деревянной стены, как располагается вдоль стен лагерь Разина.— Сколь так на глаз? — спросил воевода у головы.— Тыщ с семь, а то и боле.Воевода вздохнул.— Неделю не продержимся… Пропали наши головушки!В городе гудел набат.Степан, Ус, Федька Шелудяк, Сукнин, Черноярец, Ларька Тимофеев, Фрол Разин, Матвей Иванов — эти внизу тоже оценивали обстановку.— Ну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121