Обрадовалась.— Степан, застрель его, — сказала баба.— Иди, — велел Степан, не глядя на «жонку».Баба выпростала из-под одеяла крепкое, нагулянное тело, сладко, со стоном потянулась… И опять радостно засмеялась.— Ох, ноченька!.. Как только и выдюжила.— Иди, сказали! — прикрикнул Матвей. — Бесстыжая… Урвала ночку — тем и будь довольная.— На, поцалуй мою ногу. — Баба протянула Матвею ногу.— Тьфу!.. — Матвей выругался, он редко ругался.Степан толкнул бабу с кровати.Баба притворно ойкнула, взяла одежонку и ушла куда-то через сводчатый проем в каменной стене.Степан спустил ноги с кровати, потрогал голову.— Помнишь что-нибудь? — спросил Матвей.— Найди вина чару. — Степан тоскливо поискал глазами по нарядной, с высокими узкими окнами белой палате. — Мы где?Матвей достал из кармана темную плоскую бутыль, подал.— В палатах воеводиных.Степан отпил с жадностью, вздохнул облегченно:— Ху!.. — Посидел, свесив голову.— Степан, так нельзя… — Матвей изготовился говорить долго и внушительно. — Эдак мы не только до Москвы, а куда подальше сыграем — в гробину, как ты говоришь. Когда…— Где Васька? — спросил Степан.— Где Васька?.. Кто его знает? Сидит где-нибудь так же вот — похмеляется. Ты помнишь, что было-то?Степан поморщился:— Не гнуси, Матвей. Тошно.— Будет тошно! С Васькой вам разойтиться надо, пока до беды не дошло. Вместе вам ее не миновать. Оставь его тут атаманом — куда с добром! И — уходить надо, Степан. Уходить, уходить. Ты человек войсковой — неужель ты не понимаешь? Сопьются же все с круга!.. Нечего нам тут делать больше! Теперь мужа с топором — нету. За спиной-то…— Понимаешь, понимаешь… А не дать погулять — это тоже обида. Вот и не знаю, какая беда больше: дать погулять или не дать погулять. С твое-то и я понимаю, Матвей, а дальше… никак не придумаю: как лучше?— Сморите маленько. Да сам-то поменьше пей. Дуреешь ты — жалко же. И страшно делается, Степан. Страшно, ей-богу.— Опять учить пришел? — недовольно сказал Степан.Матвей на этот раз почему-то не испугался.— Маленько надо. Царем, вишь, мужицким собираисся стать — вот и слушай: я мужик, стану тебе подсказывать — где не так. — Матвей усмехнулся. — Мне, стало быть, и подсказать можно, где не так делаешь: не боярам же тада подсказывать…— Каким царем? — удивился Степан. — Ты что?— Вчерась кричал. Пьяный. — Матвей опять усмехнулся. — А знаешь, какой мужику царь нужен?— Какой? — не сразу спросил Степан.— Никакой.— Так не бывает.— А еслив не бывает, тада уж такой, какой бы не мешал мужикам. И чтоб не обдирал наголо. Вот какого надо. Тут и вся воля мужицкая: не мешайте ему землю пахать. Да ребятишек ростить. Все другое он сам сделает: свои песни выдумает, свои сказки, свою совесть, указы свои… Скажи так мужику, он пойдет за тобой до самого конца. И не бросит. Дальше твоих казаков пойдет. И не надо его патриархом сманивать — что он вроде с тобой идет…Степан заинтересовался:— Вон как!.. А вот здесь у тебя промашка, хоть ты и умный: он, мужик твой…— Да пошто же он мой-то?— Чей же?— Твой тоже. Чего ты от его отрекаесся?— Хрен с им, чей он! Он своего поместника изведет и подумает: хватит, теперь я вольный. А невдомек дураку: завтра другого пришлют. А еслив он будет знать, что с им патриарх поднялся да царевич…— Какой царевич? — удивился Матвей.— Алексей Алексеич.— Он же помер!— Кто тебе сказал? — Степан пытливо глядел на рязанца, точно проверяя на нем эту неслыханную весть.— Да помер он! — заволновался было Матвей.— Врут. Он живой… Царь с боярами допекли его, он ушел от их. Он живой.Матвей внимательно посмотрел на Степана. Понял.— Во-он ты куда. Ушел?— Ушел.— И к тебе пришел?— И ко мне пришел. А к кому больше?— Знамо дело, больше некуда. Про Гришку Отрепьева слыхал?— Про Гришку? — Степан вдруг задумался, точно пораженный какой-то сильной, нечаянной мыслью. — Слыхал про Гришку, слыхал… Как бабу-то зовут?— Какую?— Жонку-то мою…Матвей засмеялся:— Ариной.— Ариша! — позвал Степан.Арина вошла, одетая в дорогие одежды.— Чево, залетка моя? Чево, любушка…— Тьфу! — обозлился Степан. — Перестань! Сходи передай казакам: пускай найдут Мишку Ярославова. Чтоб бегом ко мне!Арина скорчила Матвею рожу и ушла.Степан надел штаны, чулки. Заходил по палате.— А бог какой мужику нужен? — спросил через свои думы.— Бог?.. — Теперь и Матвей задумался, хотел сказать серьезно, а серьезно, вплотную никогда так не думал — какой мужику бог нужен.— Ну? — не сразу переспросил Степан; из всех разговоров с умным мужиком он не понял: верует тот богу или нет.— Да вот думаю. Какой-то, знаешь… чтоб мне перед им на карачках не ползать. Свойский. Чтоб я с им — по-соседски, как ты вон рассказывал. Был у меня в деревне сосед… Старик. Вот такого бы. Так живой, говоришь, царевич?— Что ж старик? — Степан не хотел больше про царевича.— Старик мудрой… Тот говорил: я сам себе бог.— Ишь ты!— Славный старик. Помер, царство небесное. Такого я б не боялся. А ишо — понимал бы я его хоть. Того вон, — Матвей посмотрел на божницу, — не понимаю. Всю жись меня им пугают, а за что? — не пойму. Ты вон страшный. но я хоть понимаю: так уж человек себя любит, что поперек не скажи — убьет.Степан остановился перед Матвеем, но тот опередил его неожиданным вопросом.— А меня-то правда любишь? — спросил.— Как это? — опешил Степан.— Вчерась говорил, что жить без меня не можешь. — Матвей искренне засмеялся. — Ох, Степан, Степан… смешной ты. Не всегда, правда, смешной. Да как же царевич-то уцелел, а?— Я его про бога, он мне про царевича. С царевичем дело простое: поведем на Москву, спросим отца и бояр: чего там у их?.. Ты богу веруешь?— Про бога, Тимофеич… не надо — боюся. Думать даже боюся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121