Ивлев сидел на крыльце (он жил возле самого клуба, у колхозного бригадира), курил, слушал радиолу, женский смех… Один раз, в субботу засиделся до утра. Накурился до тошноты, пошел на край деревни, к озеру. Сел на берегу и стал смотреть, как в лучах восходящего солнца занимается огнем ветхая заброшенная церквушка. Оттого ли, что церковка отражалась в синей воде особенно чисто — как в сказке, оттого ли, что горела она в то утро каким-то особенным — горячим рубиновым светом и было удивительно тихо вокруг, — вдруг защемило сердце. Петр лег на землю, лицом вниз, вцепился пальцами в траву, заскрипел зубами… И — церковь, что ли, навеяла такую мысль — подумалось о боге, но странным образом: что женщина лучше бога. Тот где-то далеко, а эти рядом ходят, и есть ведь среди них такая, с которой легко станет.
На другой день опять пошел к озеру — смотреть, как горит церквушка на закате. И встретил на улице Ольгу Фонякину. И остолбенел: такой женщины ему не доводилось видеть. Пошел за ней… Пошел, ни о чем не думая, не подумал даже, что потом опять будет стыдно. Ольга оглянулась.
— Здравствуйте, — сказал Петр.
— Здравствуйте.
Петр ласково, как мог, улыбнулся — его пугала красота женщины. И удивляла. Он стоял и смотрел на нее. Она тоже посмотрела на него, спокойная, рослая, гладкая.
— Вы что, обознались? — спросила она.
— Нет, — Петр не знал, что говорить.
У Ольги насмешливо дрогнули уголки губ; она повернулась и пошла прочь.
Ивлев все смотрел на нее. Странно: он не запомнил ее лица. Он даже не был сейчас уверен: красива она или нет. Помнил только, как насмешливо дрогнули уголки ее губ.
Ивлев вернулся домой, надел выходной костюм и пошел к клубу.
Ольга стояла в кругу девушек. Рядом толпились парни. Радиола еще не гремела, еще только налаживали ее.
Ивлев подошел к Ольге.
— Отойдемте в сторонку, — вежливо сказал он.
Ольга не удивилась, улыбнулась ему, как знакомому, только улыбка у нее вышла опять насмешливая, как будто хотела сказать: «Знала, что подойдешь, вот и подошел».
— Зачем?
— Мне надо сказать пару слов… — у Петра от волнения перехватило горло. Он замолчал и уставился на Ольгу.
Ольга негромко засмеялась. Засмеялись и те, кто стоял близко. У Ивлева от стыда, от любви и злости свело затылок. Он тоже улыбнулся и, сам не понимая, что делает, вернее, понимая, что делает глупо, взял женщину за руку и хотел отвести в сторону. Ольга оттолкнула его… И тут — как из-под земли вырос — появился чернявый парень, броско красивый тонкой южной красотой.
— Одну минуту, — сказал он с акцентом. — В чем дело?
Ольга с любопытством смотрела на Ивлева.
Чернявый ловко оттер Петра в сторону, взял за локоть и, немножко рисуясь, проговорил:
— Здесь вам делать нечего, молодой человек.
В глазах Ивлева стояла Ольга — смотрела на него. Теперь он запомнил ее лицо — красивое, сытое, очень спокойное. С каким любопытством она смотрела!.. Впрочем, она показалась усталой.
— Вы меня поняли?
— Нет.
Чернявый смело улыбнулся.
— Объяснить?
— Объясни.
Чернявый оглянулся для пущей важности, взял Ивлева за грудки, встряхнул.
— Я говорю: уйти надо.
Петр хотел оторвать от себя руку чернявого, но она точно приросла — парень был цепкий.
— Отпусти, — сказал Ивлев, — не надо… А то ударю.
— О? — парень сильно рванул его на себя, отпустил и дал пинка под зад. — Чтоб я тебя больше здесь не видел!
Драться не хотелось — злости не было. В глазах стояла насмешливая, умная, красивая Ольга, и было все равно: драться — драться, обнять чернявого — обнял бы… Душа ликовала. Почему-то именно в этот момент, совсем неподходящий, он поверил: пришла любовь.
Он взял чернявого за руку:
— Отойдем подальше, я тебе все объясню.
Отошли.
Чернявый, ни слова не говоря, больно ткнул Петра в грудь. Тот, не разворачиваясь, дал ему снизу в челюсть. Дрались без азарта… Чернявый пытался боксировать, но не умел, прыгал, делал обманные движения и схватывал по лбу гораздо чаще. Их разняли. Чернявый успел разорвать Петру новую рубаху до пупа и разбил в кровь губы. Зато у самого надолго зажмурился левый глаз.
Ивлев, как только их растащили, ушел домой, умылся, надел другую рубаху… И опять пошел к клубу. Опять подошел к Ольге.
— Меня Петром зовут, — сказал он. — А вас как?
У Ольги азартно заблестели глаза. Ей нравилось безрассудное упрямство парня. Петр сам не ждал от себя такой нахрапистости. Все в нем ликовало; вся нерастраченная горячая сила двадцати четырех прожитых весен выплеснулась из груди, ударила в голову. Он ошалел.
— Отойдемте на минутку…
— Мне здесь хорошо.
— На минуту… Чего вы? — Ивлев улыбнулся разбитыми губами. Он не знал, что он сказал бы, если бы она отошла. Все было не важно. Хотелось смотреть и смотреть на Ольгу. — Боишься, что ли?
— Ты сам-то не боишься?
— Нет.
— А тебе не кажется, что ты нахал?
— Нет, что ты!
— А мне кажется.
— Перестань… Никогда я нахальным не был.
Тут опять подскочил чернявый.
Ольга отошла от них.
— Я провожу ее сегодня домой, — заявил Петр. — Понял? Не смотри на меня так, а то другой глаз закрою.
Чернявый задохнулся от возмущения. Некоторое время молчал.
— Ты что? — спросил он.
— Ничего. Иди за мной, — Ивлев пошел за клуб — от света. Чернявый — за ним.
«Посмотрим», — зло, упорно думал Петр. Его взбесило упрямство Ольги.
Он слышал, что сзади, с чернявым вместе, идут еще двое.
Шли долго — подальше от людей. Петр шагал не разбирая дороги. Он понимал, что трое могут всыпать ему, но остановить его это не могло — Ольга стояла в глазах.
Перелезли через прясло в чей-то огород. Зашуршала под ногами картофельная ботва.
«Хватит», — решил Петр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18