Витька о чем-то вдруг задумался.
Дня через два они с Юркой решали одну хитроумную задачу. Волновались, спорили.Тут же, в избе, у порожка, старик Наум налаживал улей.— Если тут вот подпилить, он здесь наступит — она только вон где сработает. Она же не достанет его. — Так рассуждал умный Юрка.— Пошто не достанет?— А рычаг-то вот где! Вот — нога наступила, а вот — рычаг, а вот аж где голова.— Ну, а как?— Надо рычаг ближе… И под тротуаром маленько подрыть…— Кого эт там пилить-то собираетесь? — спросил старик.— Кто собирается? — поспешно сказал Витька. — Никто не собирается.— Пакостить чего-нибудь надумали?— Одно на уме! — воскликнул Витька.— Это у вас одно на уме: где бы напакостить.— Дед, — вступил Юрка, — надо сперва доказать, потом уж говорить. Чего же зря-то говорить?— Да ну его, — прошептал Витька. — Я понял: надо доску короче выбрать. Эти, другие, все маленько с виду подпортить, а эту нарочно сверху подновить — чтоб он на нее и наступил. Понял? Он наступит… Понял?— А вдруг другой кто-нибудь пойдет и наступит?Витька об этом не подумал.— А знаешь как? Как ему выходить, я выскочу и незаметно чурбак вытащу. А до этого чурбачок будет подпирать, чтоб никто не провалился. У нас там ходят-то — в день три человека. Я это все там сделаю.
И опять было воскресенье. Опять приходил дядя Володя. Приносил бутылку шампанского… Опять играли с Витькой в шахматы, опять говорили с матерью о сервантах, коврах и… алкоголиках. Долго, нудно…А теперь дядя Володя стоял у порога и обстоятельно, нудно прощался.— Ну, до свиданья.— До свиданья, до свиданья, — говорила мать.— Виктор, сейчас в моду входит летка-енка. Не умеешь?— Не умею.— Красивый танец.— Все равно не умею.— А вы, Агриппина Игнатьевна?.. Не умеете?— Не умею.— Вообще-то… это… я бы на вашем месте научился. Попробуйте.— Кто, я, что ли? — удивилась мать.— Да.— Танцевать?.. Или на баяне?— Нет, танцевать. Есть одно обстоятельство… Ну, ладно, потом. До свиданья.— До свиданья.— У меня тут родственники… У нас один диссертацию защищает… Ну, ладно, потом. До свиданья.— До свиданья.Дядя Володя вышел.Мать не знала, сердиться ей или смеяться.— Так и не отелился. Мычал, мычал — и никак. Вот же смешной человек!— Сейчас он у нас… захохочет, — тихонько сказал Витька, глядя в окно.В окне показался дядя Володя — серьезный, даже несколько важный…Вдруг дядя Володя делает руками — так, и его по шляпе хлопает доска…
— Хватить миндальничать! — сказал дядя Коля. Они разговаривали с матерью в большой комнате. А в маленькой горенке сидел грустный Витька и катал по столу бильярдный шар. — Дальше еще хуже будет. Испортим парня… Завтра поедет ко мне и поживет пока. До зимних каникул хотя бы. Не реви, не хуже делаю, не хуже. Наоборот, мои ребятишки ему там по школе помогут.Мать Витькина плакала, вытирала слезы концом платка.— Жалко, Коля… Сердце запеклось, ничего тебе и сказать-то путем не могу… Жалко…— Да что, насовсем, что ли! — убеждал брат. — Да было бы хоть далеко!.. Двадцать верст — эка! Ну, приедешь когда, попроведуешь… До Нового года-то пускай поживет. Не даст он вам тут дело наладить, не даст. А наладить надо. И зря ты про мужика так думаешь, зря. Хороший мужик…— Да больно уж он какой-то…— Какой? А тебе что, красавца кудрявого…— Да не красавца! У него же разговоров больше нету: пить бросил да мебель покупает.— Ну и что, хорошее дело.— Да что же — все об одном да об одном.— Ну, рад, что бросил, вот и говорит про это. Потом, не знаю, конечно, но ему тоже, наверно, охота с лучшей стороны себя показать. Вот — мебель покупает. Бабам же нынче что — лишь бы не пил да деньги зря не мотал. Вот он и жмет на это. Его тоже понять надо. Мой тебе совет: не торопись с выводами. Подожди. А Витьку я заберу. И не переживай: хуже не будет. Будет только лучше.— У тебя у самого там тесно…— Ничего.— Да Нюра бы не осердилась. Скажет — во-от, еще племянника привез. Своих мало!— Ну и дура будет, если так скажет. Да и не скажет сроду — поймет. Давай, нечего думать. Испортим парня. А так — мы его счас оторвем от всяких его дружков да от улицы, он волей-неволей за книжки сядет. Пусть поживет в деревне, пусть… Давай, собирай его — прямо счас и поедем. Чего тянуть-то? Да и мне надо сегодня же вернуться… Давай. Где он?— Там.Дядя Коля заглянул в комнату.— Да где?— Нету?! — испугалась мать. — Мать пресвятая Богородица!.. Здесь был!Дядя Коля подошел к окну, тронул створки — они распахнулись.— Не пужайся — здесь он где-нибудь. В окно вылез.
Мать кинулась сразу к Юрке.Витька был там. Юрка и Витька сидели на лавочке, дед лежал на печке, но не хворал, а так — погреться залез. Молчали.Быстро вошла встревоженная мать.— Витька… Здравствуйте! Ох, Витька… — Мать успокоилась, но еще не могла отойти от быстрой ходьбы. — Что же ты ушел, сынок? Там дядя Коля ждет…Витька, Юрка и старик молчали.— Пойдем домой. — Матери стало неловко, потому что она почувствовала в их молчании суд себе.— Что, Витька… в ссылку ссылают? — сказал старик.— В какую ссылку?! — вспыхнула мать. — Что ты, дедушка, говоришь-то!— Да я шутейно, — успокоил старик. — Так я… болтанул. В гости он поедет. Хорошее дело.— Пойдем, Витя, — опять сказала мать.Витька сидел. Молчал.— Я не в осуждение говорю, — продолжал старик. — Кого осуждать? Такая теперь жизнь. Но вот раньше понимали: до семнадцати годов нельзя парня из дома трогать. У нас тада вся деревня на отхожий промысел ходила… И вот, кто поумней был — отцы-то, те до семнадцати лет сына в город не отпускали. Как ушел раньше, так все: отстал человек от дома. Потому что — не укрепился, не окреп дома, не пустил корешки. А как раньше время оторвался, так все:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16