- На сколь? - деловито спрашивал Бронька.
- Дня на три.
- Все будет как в аптеке. Отдохнете, успокоите нервы.
Ходили дня по три, по четыре, по неделе. Было хорошо. Городские люди уважительные, с ними не манило подраться, даже когда выпивали. Он любил рассказывать им всякие охотничьи истории.
В самый последний день, когда справляли отвальную, Бронька приступав к главному своему рассказу.
Этого дня он тоже ждал с великим нетерпением, изо всех сил крепился... И когда он наступал, желанный, с утра сладко ныло под сердцем и Бронька торжественно молчал.
- Что это с вами? - спрашивали.
- Так, - отвечал он. - Где будем отвальную соображать? На бережку?
- Можно на бережку.
...Ближе к вечеру выбирали уютное местечко на берегу красивой стремительной реки, раскладывали костерок. Пока варилась щерба из кабачков, пропускали по первой, беседовали.
Бронька, опрокинув два алюминиевых стаканчика, закуривал...
- На фронте приходилось бывать? - интересовался он как бы между прочим. Люди старше сорока почти все были на фронте, но он спрашивал и молодых: ему надо было начинать рассказ.
- Это с фронта у вас? - в свою очередь спрашивали его, имея в виду раненую руку.
- Нет, я на фронте санитаром был. Да... Дела-делишки... - Бронька долго молчал. - Насчет покушения на Гитлера не слышали?
- Слышали.
- Не про то. Это когда его свои же генералы хотели кокнуть?
- Да.
- Нет. Про другое.
- А какое еще? Разве еще было?
- Было. - Бронька подставлял свой алюминиевый стаканчик под бутылку. Прошу плеснуть. - Выпивал. - Было, дорогие товарищи, было. Кха! Вот настолько пуля от головы прошла. - Бронька показывал кончик мизинца.
- Когда это было?
- Двадцать пятого июля тыща девятьсот сорок третьего года. - Бронька опять надолго задумывался, точно вспоминал свое собственное, далекое и дорогое.
- А кто стрелял?
Бронька не слышал вопроса, курил, смотрел на огонь.
- Где покушение-то было?
Бронька молчал.
Люди удивленно переглядывались.
- Я стрелял, - вдруг говорил он. Говорил негромко, еще некоторое время смотрел на огонь, потом поднимал глаза... И смотрел, точно хотел сказать: "Удивительно? Мне самому удивительно". И как-то грустно усмехался.
Обычно долго молчали, глядели на Броньку. Он курил, подкидывал палочкой отскочившие угольки в костер... Вот этот-то момент и есть самый жгучий. Точно стакан чистейшего спирта пошел гулять в крови.
- Вы серьезно?
- А как вы думаете? Что я, не знаю, что бывает за искажение истории? Знаю.
- Да ну, ерунда какая-то...
- Где стреляли-то? Как?
- Из "браунинга". Вот так: нажал пальчиком - и пух! - Бронька смотрел серьезно и грустно - что люди такие недоверчивые. Недоверчивые люди терялись.
- А почему об этом никто не знает?
- Пройдет еще сто лет, и тогда много будет покрыто мраком. Поняли? А то вы не знаете... В этом-то вся трагедия, что много героев остаются под сукном.
- Это что-то смахивает на...
- Погоди? Как это было?
Бронька знал, что все равно захотят послушать. Всегда хотели.
- Разболтаете ведь?
Опять замешательство.
- Не разболтаем...
- Честное партийное?
- Да не разболтаем! Рассказывайте.
- Нет, честное партийное? А то у нас в деревне народ знаете какой...
- Да все будет в порядке! - Людям уже не терпелось послушать. Рассказывайте.
- Прошу плеснуть. - Бронька опять подставлял стаканчик. Он выглядел совершенно трезвым. - Было это, как я уже сказал, двадцать пятого июля сорок третьего года. Кха! Мы наступали. Когда наступают, санитарам больше работы. Я в тот день приволок в лазарет человек двенадцать... Принес одного тяжелого лейтенанта, положил в палату... А в палате был какой-то генерал. Генерал-майор. Рана у него была небольшая - в ногу задело, выше колена. Ему как раз перевязку делали. Увидел меня тот генерал и говорит:
- Погоди-ка, санитар, не уходи.
Ну, думаю, куда-нибудь надо ехать, хочет, чтобы я его поддерживал. Жду. С генералами жизнь намного интересней: сразу вся обстановка как на ладони.
Люди внимательно слушают.
Постреливает, попыхивает веселый огонек; сумерки крадутся из леса, наползают на воду; но середина реки, самая быстрина, еще блестит, сверкает, точно огромная длинная рыбина несется серединой реки, играя в сумраке серебристым телом своим.
- Ну, перевязали генерала... Доктор ему: "Вам надо полежать!" - "Да пошел ты!" - отвечает генерал. Это мы докторов-то тогда боялись, а генералы-то их не очень. Сели мы с генералом в машину, едем куда-то. Генерал меня расспрашивает. Откуда я родом? Где работал? Сколько классов образования? Я подробно все объясняю: родом оттуда-то (я здесь родился), работал, мол, в колхозе, но больше охотничал. "Это хорошо, - говорит генерал. - Стреляешь метко?" Да, говорю, чтоб зря не трепаться: на пятьдесят шагов свечку из винта погашу. А вот насчет классов, мол, не густо: отец сызмальства начал по тайге с собой таскать. "Ну, ничего, - говорит, - там высшего образования не потребуется. А вот если, - говорит, - ты нам погасишь одну зловредную свечку, которая раздула мировой пожар, то Родина тебя не забудет". Тонкий намек на толстые обстоятельства. Поняли?.. Но я пока не догадываюсь.
Приезжаем в большую землянку. Генерал всех выгнал, а сам все меня расспрашивает. За границей, спрашивает, никого родных нету? Откуда, мол! Вековечные сибирские... Мы от казаков происходим, которые тут недалеко Бой-Катунск рубили, крепость. Это еще при царе Петре было. Оттуда мы и пошли, почесть вся деревня...
- Откуда у вас такое имя - Бронислав?
- Поп с похмелья придумал. Я его, мерина гривастого, разок стукнул за это, когда сопровождал в ГПУ в тридцать третьем году...
- Где это? Куда сопровождали?
- А в городе было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13