Признайся, ведь так?
Оборвыш неожиданно хихикнул.
- Из тебя, Пузырь, получился бы приличный сочинитель.
- Почему?
- Когда ты сыт, в твою голову являются самые невероятные глупости.
Пузырь угрожающе надвинулся, навис над пнем, загородил своей тушей
окружающий мир, желая объяснить этому тощему умнику всю необдуманность его
шуточек, но тот вовремя добавил:
- Кстати, ты прав, как ни странно. Перед смерть отец мне
действительно сказал кое-что важное.
Неумолимое движение приостановилось.
- Что?! - выдохнул бывший друг, вспотев от возбуждения.
- Да ну, тебя это не заинтересует. Чисто отцовское напутствие,
специально для меня.
Пузырь судорожно икнул: его горло терзали вопросительные знаки. Затем
хотел еще что-то спросить, но передумал. Неутоленное любопытство - горькая
штука, Пузырь глотал долго, мучительно, а проглотив, скривился от обиды:
- Раньше ты не был таким скрытным.
- Раньше и ты не был "хозяином дороги", - равнодушно возразил
Оборвыш.
Пузырь замолчал. Он постоял некоторое время около пня, размышляя, о
чем еще можно поговорить, не зная, как ущипнуть земляка побольнее, и в
конце концов не нашел ничего лучше, чем обратиться к главной теме детских
насмешек:
- Бреднями-то своими еще балуешься? Или бросил, наконец?
- Не бросил.
Пузырь оживился.
- Ты бездельник, - радостно заговорил он. - Ты родился бездельником,
всю жизнь не делаешь ничего путного и умрешь от безделья.
Оборвыш не ответил, но зачем-то задрал голову и, прищурившись,
посмотрел наверх.
- Сколько я помню вечно ты сидел где попало, зыркал по сторонам
дикими глазами и губами шевелил. Будто больной. Небылицы, видите ли
выдумывал! А на всех кругом плевал. Просто смешно - ни одного пня
пропустить не мог, чтобы не взгромоздиться на него и не прикинуться
мыслителем! Почти, как сейчас... На самом деле, Оборвыш, ты дурачок,
потому что главного до сих пор не понял. Чтобы хорошо жить, нужно хорошо
кушать, а хорошую еду на пнях не высидишь. Потому ты и тощий такой. От
глупости и от безделья.
Пузырь засунул руку себе под рубаху и громко почесал живот. У него
был внушительный живот, горделиво покоящийся на мощной колоннаде ног,
плотный, тяжелый, требующий кропотливого ухода и любящий знаки внимания от
хозяйских рук. Оборвыш окинул рассеянным взглядом нависшую над ним
откормленную плоть, отвернулся и вновь посмотрел наверх. Туда, где сквозь
узенькие лазейки в броне листвы просачивались струйки ослепительного
света. Туда, где плясали отблески жутких, к счастью, невидимых отсюда
вспышек. Полуденное солнце буйствовало вовсю. Однако властвовать над миром
ему осталось всего несколько мгновений. Оно утихнет, раствориться в небе,
как это бывало каждый день - вчера, позавчера, год назад, вечность назад.
- Извини, конечно, - весело говорил Пузырь, - но ты весь в своего
отца. Он ведь у тебя тоже был каким-то повернутым. Вроде бы и работал, а
жили вы хуже всех в деревне. Правильное тебе прозвище дали. Такой же тощий
он был, как и ты. И ясное дело, ничего полезного не мог открыть перед
смертью, какие там у него клады! Правда, Оборвыш? Или ты наврал мне,
признайся! Молчишь... Бездельник ты, парень, и отец твой был бездельником
оттого и умер...
Пузырь продолжал самозабвенно хамить, смакуя каждый звук. Он
ухмылялся и почесывал трепещущий от удовольствия живот. Оборвыш тем
временем, ладошкой прикрываясь от брызг, все смотрел и смотрел наверх - и
размышлял о чем-то приятном, значительном, важном. А когда иссяк поток
обвинений и вопросов, когда горечь неутоленного любопытства в глазах
бывшего друга превратилась в сладостное презрение, он тихонько сказал:
- Как красиво...
Ухмылка медленно покинула пухлые уста.
- Что красиво? - напряженно спросил Пузырь.
- Там, на небесной тверди.
- Где?
Оборвыш терпеливо показал рукой на огненную фантасмагорию.
Пузырь удивился:
- Это же полуденное сияние!
- Странно, правда? - задумчиво сказал Оборвыш. - Дикая штука в небе
беснуется, поливает нас дьявольским пламенем, посмотришь на нее,
вдумаешься, представишь размах - трепет душу охватывает. Чудовищная
штука... И однако красива, сил нет! Настоящая красота. Страшная красота,
нечеловеческая.
- Ну ты даешь, мыслитель! - Пузырь облегченно хохотнул и выразительно
похлопал себя ладонью по макушке. Смысл жеста был кристально ясен. -
Сияния никогда не видел, что ли?
Оборвыш улыбнулся.
- В том-то и странность. Каждый день от него прячусь под деревьями, а
вот красоту его понял только сейчас. Как раз в то время, когда ты
перемешивал меня с дорожной пылью.
- Нашел чем восхищаться! - выплюнул Пузырь. - Вместо того, чтобы
торчать в лесу, я бы уже успел дотащить повозку до следующий деревни! А ты
говоришь... Ты выйди, выйди из тени, пройдись-ка по дороге, полюбуйся на
свою красоту! А потом, у тебя волосы повылазят и зубы повыпадают. Твое
замечательное сияние людей губит, путники разбегаются кто-куда, а ты его
тут расхваливаешь.
Сполохи озаряли небесную твердь все реже и реже, стихия постепенно
изнемогала, корчилась в судорогах, отступала. Полдень благополучно
миновал, и отдохнувшие путники вокруг засобирались, дружно повставали с
пеньков и подстилок, дожевывая лепешки, отряхивая рубахи. Пузырь
огляделся, нетерпеливо посмотрел на оживающую дорогу, и порыв его
красноречия вскоре угас - так же неумолимо, как полуденное сияние.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3