— В каком-нибудь более приятном месте.— Ну, что же. У тебя есть мой номер.— Да, маменька. Ваш телефон у меня записан.Он засмеялся:— Мэтт, знаешь, что сказал бы старик Фрэнк? «Парень, под каждой юбкой есть трусики».— Держу пари, именно так он и думает. Однако ручаюсь, в последнее время он редко лазит под юбки. Догадываешься, о чем он спросил? Он интересовался, умер ли Эдди трезвым. А потом, когда я это подтвердил, заметил: «Ну, возблагодарим Господа!»— Ты серьезно?— Думаю, он тоже умер, только в другом смысле.— Верно. Но в данном случае я согласен с Фрэнком. Если уж Эдди предстояло уйти из жизни, то хорошо, что он умер трезвым. * * * Я забежал в гостиницу, быстро принял душ и, побрившись, повязал галстуки надел блейзер. Было без двадцати одиннадцать, когда я позвонил в дверь Виллы.Она тоже приоделась. Ей очень шла светло-голубая шелковая блузка, которую оттеняли белые «ливайсы». Волосы она заплела в косу, короной уложив надо лбом. Выглядела Вилла свежей и элегантной, о чем я поторопился ей сказать.— Ты и сам очень симпатичный, — ответила она. — Рада, что ты пришел. А то у меня уже разыгрались нервы.— Я очень опоздал? Извини.— Ты задержался не больше, чем на десять минут. А припадок паранойи начался у меня минут сорок пять назад. Время тут ни при чем. Просто мне вдруг пришло в голову, что больше я тебя никогда не увижу: слишком уж ты для меня хорош! Рада, что ошиблась.Когда мы вышли из дому, я спросил, где бы ей хотелось побывать, и предложил свой вариант.— Знаешь, рядом есть ресторан, в который я хотел бы заглянуть. Там атмосфера французского бистро, но их цены — не выше обычных, хотя в меню полно французских блюд.— Звучит соблазнительно. Как он называется?— "Парижская зелень".— На Девятой авеню? Я проходила мимо, но никогда туда не заходила. Название мне нравится.— Мне кажется, в этом уголке, со свисающими с потолка кустами цветов, должно быть неплохо.— А ты знаешь, что такое парижская зелень?— Нет. А что?— Это яд, — сказала она. — В его состав входит мышьяк.— Никогда не слышал об этом.— Будь ты садоводом, знал бы обязательно. Парижскую зелень широко применяли как инсектицид. Ее разбрызгивают для истребления насекомых. Она их убивает. Сейчас, правда, садоводы больше не используют средства, содержащие мышьяк, поэтому парижская зелень уже почти не продается в магазинах.— Век живи — век учись.— . Урок еще не окончен. Парижскую зелень можно применять и в качестве красителя. Как ты уже догадался, для окрашивания в зеленый цвет, чаще всего при производстве обоев. Я знаю, что из-за этого умерло немало людей, и особенно — детей, которые любят все пробовать на зуб. Прошу тебя, никогда не бери в рот обрывки зеленых обоев.— Даю слово.— Хорошо.— Постараюсь найти другой способ удовлетворять свою склонность все пробовать на вкус.— Уверена, ты так и поступишь.— Кстати, откуда ты все знаешь о парижской зелени?— Это из-за моей работы в партии, — ответила она. — Прогрессивные коммуняки. Мы изучали все, что удавалось найти, о ядовитых веществах. Вдруг кто-то решит, что для осуществления идей следовало бы вывести из строя систему городского водоснабжения, например Дулута...— Господи, помилуй!— Ну, ничего такого мы, конечно, не делали, — сказала она. — Во всяком случае я. И никогда не слышала, чтобы кто-то другой занимался чем-то подобным. Но всегда следовало быть готовым. * * * Когда мы вошли, за стойкой находился высокий бородатый бармен. Он помахал мне рукой и улыбнулся. Официантка провела нас к столу. Вилла заметила:— Ты вроде не пьешь и говорил, что никогда здесь не бывал, а едва появился, бармен поприветствовал тебя чуть ли не как родного брата.— В этом нет ничего удивительного. Я здесь бывал в ходе своего расследования. Помнишь, я тебе говорил о молодой женщине, которую пытаюсь разыскать?— Актрису? Ты еще называл мне ее имя. Паула, кажется?— Бармен вспомнил и ее, и мужчину, который ее сопровождал. Позднее я еще раз заглядывал сюда, надеясь, что в его памяти всплывут какие-нибудь новые детали. Парень он симпатичный, с оригинальным складом ума.— Так вот чем ты занимался сегодня вечером! Продолжал расследовать это дело? Я правильно поняла — речь идет о деле?— Думаю, да.— А как бы ты сам это назвал?— Не знаю, как выразиться точнее. Работой, пожалуй. Работой, с которой я, к сожалению, не очень хорошо справляюсь.— Сегодня тебе удалось чего-нибудь добиться?— Нет, я же не работал.— Ах, вот как!— Я был на собрании.— На каком собрании?— На встрече членов общества «Анонимные алкоголики».— Вот оно что!.. — заметила она и хотела что-то добавить, но, как обычно, несвоевременно появилась официантка, чтобы принять наш заказ. Я попросил «Перье». Вилла после некоторого колебания — коку с кусочком лимона.— Ты могла бы взять и что-нибудь покрепче.— Конечно. Но я уже выпила больше, чем мне положено, и, когда проснулась, у меня побаливала голова. Мне кажется, ты не говорил, что входишь в общество «Анонимные алкоголики».— Обычно я об этом не рассказываю.— Почему? Ты же не считаешь, что этого надо стесняться?— Дело в другом. Просто идея анонимности пронизывает всю программу нашей деятельности. Считается бестактностью нарушать анонимность кого бы то ни было, рассказывать посторонним, что, например, имярек — один из членов общества. Однако, если вы не делаете секрета из своей принадлежности к движению, это считается вашим личным делом. Думаю, можно сказать, что мой подход к вопросу основан на принципе: кому положено, должен знать.— Значит, мне положено?— Ну, я не стал бы скрывать этого от женщины, с которой меня связывает чувство. Это было бы глупо.— Конечно. Ну, а мы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71