– Вы продолжили контракт и остались там после завершения срока службы.
– Мне там нравилось.
– Проведя там десять лет, вы вернулись.
– Поднадоело, знаете ли...
– Подумайте хорошенько, и вы увидите, что за этим стоит нечто большее. Черт, вы изменились, и теперь мы не можем рассчитывать на вас, вот и все. Забудьте разговоры о пытках, о черной пилюле. Изменения куда более глубокие. Речь идет об инстинкте самосохранения. Допустим, мы прикажем вам отправиться во враждебную нам страну и убить политического лидера.
– Я это сделаю.
– Согласен... сделаете. Поставим другую задачу. Допустим, мы приказали вам поехать в нейтральную страну и убить прозападного политика, с тем, чтобы вызвать гонения на коммунистов. Перед вами будет поставлена задача войти в его окружение, сблизиться с ним, затем убить его, а вину возложить на коммунистов.
– Вы такими делами не занимаетесь.
Даттнер бросил короткий взгляд на потолок.
– Допустим, не занимаемся. Но предположим, что решили это сделать, и на задание отправили вас. Вы встретились с этим человеком, он вам понравился, и вы решили, что его жизнь важна для будущего страны, лидером которой он является. Что тогда?
Я почувствовал, что он загнал меня в ловушку.
– Глупый вопрос!..
– Отвечайте!
– Я бы все обдумал, я...
– Вы бы все обдумали. Можете не продолжать. Когда вам приказали уничтожить отряд лаосских партизан, вы обдумывали, кто они такие и за что воюют?
– Это не одно и...
– Черта с два! – Он сорвался на крик, но тут же взял себя в руки и продолжил ровным голосом. Меня это удивило. Вроде бы визжать полагалось мне. – Извините. Но это одно и то же. Хороший агент – все равно что хороший солдат. Он только выполняет приказ, ни больше и ни меньше.
– Иногда солдату приходится самому принимать решение.
– Только в тех случаях, когда у него есть соответствующее распоряжение. Иначе решения ему принимать не надо. Он выполняет приказ.
– Как настоящий немецкий солдат. – Совершенно верно.
– А я не такой.
– Именно так, Пол. Вы задумаетесь. Поставите себя на место Гамлета, прикинете все «за» и «против», примете решение. Отсюда и ваша неэффективность. Где-то вы промедлите, какие-то задания просто провалите. Это серьезный недостаток, но дальше дела пойдут еще хуже. Вы поставите под сомнение политику Агентства, придете к выводу, что мир станет лучше, если вы поможете другой стороне...
– Одним словом, предам?..
– Если хотите, да. Если бы десять лет назад я назвал вас потенциальным предателем, вы бы не восприняли мое обвинение столь спокойно. Само слово разъярило бы вас. А тот, кто не дергается, когда его называют предателем, вполне может им стать.
– Постойте!..
– Вы опять что-то не поняли?
– Я, разумеется, тоже не психолог, но не слишком ли мы углубились в теорию? Из сказанного вами следует, что вам не нужен человек с головой...
– Наоборот. Нам нужны умные агенты.
– Тогда в чем же дело?
– В том, как используется мозг. Нам нужен человек, в мозгу которого есть связи, позволяющие исключить процесс независимого мышления. Это звучит нелепо, но...
– Нелепо, – согласился я – У меня такое ощущение, будто вы излагаете версию, предложенную компьютером. Я не готов ее принять.
Он заулыбался:
– Перестаньте! Вы ее уже приняли. Вы знаете, к чему я вас подвожу, вы со мной согласились, и единственный ваш аргумент заключается в том, что такое возможно только в теории, а в реальной жизни не бывает. Но в душе вы понимаете, что это не так.
Вот тут он закурил.
– Мы проверяли многих кандидатов примерно с таким же прошлым, как у вас. И отказались от услуг большинства, потому что проанализировали наши провалы за долгие годы и доказали, что наши теоретические выкладки верны. Мы составили личностный профиль тех, кто потерпел неудачу или стал предателем, выявили определенные закономерности и теперь знаем, по каким признакам отказать тем, кто не может на нас работать. Кстати, этим дело не ограничивается. Периодически мы проверяем и наших действующих агентов. Статистики у меня нет, но значительная их часть рано или поздно проверку не выдерживает. Они переходят черту, начинают мыслить самостоятельно. Тогда мы сажаем их за стол в Вашингтоне или отправляем на пенсию.
– Потому что они могут думать?
– Да.
– Потому что они вырастают из детских штанишек?
– Что-то в этом роде. – Вновь улыбка. – Они вырастают, Пол. Они вырастают и перестают играть в игрушки. Больше не верят в сказки. И уже не могут летать. Не могут летать.
Я подошел к комоду, достал бутылку шотландского. Он не стал напоминать, что совсем недавно я утверждал, что спиртного в номере нет. Налил виски в два стакана, добавил воды. Спросил, не послать ли за льдом. Он ответил, что обойдется. Я протянул ему стакан, отпил из своего. Подумал, что годом или двумя раньше после такого разговора я бы обязательно напился. А действительно, почему бы не напиться, спросил я себя, и сам же ответил – ни к чему это. И вот тут я начал осознавать, что он скорее всего прав.
Он нарушил молчание, спросив, что я могу сказать по этому поводу. Поверил ли я ему?
– Мне надо подумать.
– Конечно. Ответов-то всего два: «Нет» и «Мне надо подумать». Что означает – «Да».
– Возможно. – Я долго молчал, прежде чем продолжить. – И что же мне теперь делать? Неужели у вас нет возможности хоть как-то меня использовать?
– Нет. Прежде всего у вас нет достаточной квалификации для бумажной работы. А если б и была, вы бы захотели определять политику Агентства. Так или иначе.
– Значит, в тридцать два года я становлюсь безработным. Фантастика!..
– Вы можете работать на гражданке...
– Вроде бы вы сказали, что их тестов мне тоже не пройти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49