Вот видите ли, это действительно правда, что легионеры
любили меня не только за мое вино и за несколько дней отдыха у меня в
доме.
Тогда французы не заходили еще так глубоко в стану, как теперь.
Последняя стоянка их находилась лишь в трех днях езды отсюда вверх по
Красной Реке. Но даже в Эдгархафене и в ближайших местностях стоянки были
опасны. Дизентерия и тиф, конечно, свирепствовали в этой сырой местности,
а на ряду с этим - тропическая анемия. Вы знаете эту болезнь и знаете, как
умирают от нее. Появляется легкий, едва заметный жарок, от которого пульс
бьется чуть-чуть скорее обыкновенного, но этот жарок не проходит ни днем
ни ночью. Аппетит пропадает, больной становится капризным, как хорошенькая
женщина. Хочется спать, спать - пока наконец не появится призрак смерти, и
больной радуется этому, потому что надеется наконец выспаться вволю. Те,
кто умерли от анемии, остались в выигрыше в сравнении с теми, которые
погибли иным образом. Боже, - конечно, нет никакого удовольствия умереть
от отравленной стрелы, но тут по крайней мере смерть приходит через
короткий срок. Но немногие умерли и этой смертью - быть-может, один из
тысячи. Этому счастью могли позавидовать другие, кто живыми попались в
руки желтым собакам. Был некий Карл Маттис, немецкий дезертир, кирасир,
капрал первого батальона, красивый парень, который не знал страха. Когда
стоянка Гамбетты была осаждена неприятелем, он взялся с двумя другими
легионерами пробиться сквозь неприятеля и принести известия в Эдгархафен.
Однако ночью их открыли и одного убили. Маттису прострелили колено; тогда
он послал своего товарища дольше, а сам боролся против трехсот китайцев, в
течение двух часов прикрывая бегство товарища. Наконец они поймали
Маттиса, связали ему руки и ноги и привязали его к стволу дерева, там, на
плоском берегу реки. Три дня он там лежал, пока наконец его не съели
крокодилы, медленно, кусок за куском, и все-таки эти страшные животные
были милосерднее своих двуногих земляков. Год спустя желтые собаки поймали
Хендрика Ольденкотта из Маастрихта, богатыря семи футов вышины,
невероятная сила которого погубила его: в пьяном состоянии он одним
кулаком убил своего родного брата. Легион мог спасти его от каторги, но не
от тех судий, которых он здесь нашел. Там, в саду, мы нашли его еще
живого: китайцы взрезали ему живот, вынули из него внутренности, наполнили
живот живыми крысами и снова искусно зашили. Лейтенанту Хейделимонту и
двум солдатам они выкололи глаза раскаленными гвоздями; их нашли
полумертвыми от голода в лесу; сержанту Якобу Бибериху они отрубили ноги и
посадили его но мертвого крокодила, как бы подражая казни Мазепы. Мы
выудили его из воды возле Эдгархафена: несчастный промучился еще в
госпитале три недели, пока наконец не умер. Довольно ли вам этого списка?
Я могу его продолжать да бесконечности. Здесь разучиваешься плакать; но
если бы я пролил хоть две слезы за каждого, то я мог бы наполнить ими
такую большую бочку, каких нет в моем погребе. А та история, которую
представляет собой шкатулка, - не что иное, как последняя слеза,
переполнившая бочку.
Старик придвинул к себе шкатулку и открыл ее. Он стал перебирать
длинными ногтями марки, потом вынул одну из них и протянул мне:
- Вот, посмотрите, это - герой.
На круглой перламутровой марке был изображен портрет легионера в
мундире. Полное лицо солдата имело поразительное сходство с изображением
Христа на крышке шкатулки; на обратной стороне марки были те же инициалы,
что и на дощечке над головой Распятого: K.V.K.S.II.C.L.E.
Я прочел "К.фон-К., солдат второго класса иностранного легиона".
- Верно, - сказал старик. - Вот именно. "Карл фон-К"... - он
остановился. - Нет, имени вам не нужно, а впрочем, если пожелаете, вы
можете легко его найти в старом списке моряков. Он был морским кадетом,
прежде чем приехал сюда. Он должен был бросить службу и покинуть
отечество. Ах, этот морской кадет обладал золотым сердцем и мягким
характером! Морским кадетом его продолжали называть все - и товарищи и
начальство. Это был отчаянный юноша, который знал, что жизнь его погублена
и который из своей жизни делал спорт, всегда ставил ее на карту. В Алжире
он один защищал целый форт; когда все начальники пали, он взял на себя
командование десятью легионерами и двумя дюжинами солдат и защищал в
продолжение нескольких недель, пока не пришло подкрепление. Тогда он в
первый раз получил нашивки; три раза он получал их и вскоре после этого
снова терял. Вот это-то и скверно в легионе: сегодня сержант, завтра опять
солдат. Пока эти люди в походе, дело идет хорошо, но эта неограниченная
свобода не переносит городского воздуха, эти люди сейчас же затевают
какую-нибудь нехорошую историю. Морской кадет отличился еще тем, что он
бросился за генералом Барри в Красное Море, когда тот нечаянно упал с
мостков. Под ликующие крики экипажа он вытащил его из воды, не обращая
внимания на громадных акул... Его недостатки? Он пил... как и все
легионеры. И, как все они, волочился за женщинами и иногда забывал
попросить для этого разрешения... А кроме того - ну, да, он третировал
туземцев гораздо более en canalle, чем это было необходимо. Но вообще это
был молодец, для которого не было яблока, висящего слишком высоко. И он
был очень способный; через каких-нибудь два месяца он лучше говорил на
тарабарском языке желтых разбойником, чем я, просидевший бесконечное число
лет в своем бунгало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9