И манеры, которым он выучился у себя в детстве, он не
забыл даже в легионе. Его товарищи находили, что я в нем души не чаю. Ну,
этого не было, но он мне нравился, и он был мне ближе, чем все другие. В
Эдгархафене он прожил целый год и часто приходил ко мне; он опорожнил
много бочек в моем погребе. Он не говорил "благодарю" после четвертого
стакана, как делаете это вы. Да пейте же. Бана, налей!
- Потом отправился в форт Вальми, который был тогда самой дальней
нашей стоянкой. Туда надо ехать четыре дня в джонке, по бесконечным
извилинам Красной Реки. Но если провести прямую линию по воздуху, то это
вовсе не так далеко, на моей австралийской кобыле я проделал бы этот путь
в восемнадцать часов. Он стал редко приезжать ко мне, но я сам иногда
ездил туда, тем более, что у меня был еще один друг, которого я навещал.
Это был Хонг-Док, который сделал эту шкатулку. Вы улыбаетесь? Хонг-Док -
мой друг? А между тем это было так. Поверьте мне, что и здесь вы можете
найти людей, которые почти ничем не отличаются от нас самих; конечно, их
немного. Но Хонг-Док был одним из них. Быть-может, еще лучше нас. Форт
Вальми - да, мы как-нибудь туда съездим, там нет больше легионеров, теперь
там моряки. Это старинный, невероятно грязный народ, над ним царит
французская крепость на горе, на берегу реки. Узкие улицы с глубокой
грязью, жалкие домишки. Но таков этот город в настоящее время. Раньше,
несколько столетий тому назад, это был, вероятно, большой прекрасный
город, пока с севера не пришли китайцы и не разрушили его. Ах, эти
проклятые китайцы, которые доставляют нам столько хлопот. Развалины вокруг
города в шесть раз больше его самого; для желающих строить материалу там в
настоящее время сколько угодно, и он очень дешевый. Среди этих ужасных
развалин стояло на самом берегу реки большое старое строение, чуть не
дворец: дом Хонг-Дока. Он стоял там еще с незапамятных времен, вероятно,
китайцы пощадили его в силу какого-нибудь религиозного страха. Там жили
властелины этой страны, предки Хонг-Дока. У него были сотни предков и еще
сотни, - гораздо больше всех владетельных домов Европы вместе взятых, и
все-таки он знал их всех. Знал их имена, знал, чем они занимались. Это
были князья и цари, но что касается Хонг-Дока, то он был резчиком по
дереву, как его отец, его дед и его прадед. Дело в том, что хотя китайцы и
пощадили его дом, но они отняли все остальное, и бывшие властелины стали
так же бедны, как их самые жалкие подданные. И вот старый дом стоял
запущенным среди больших кустов с красными цветами, пока не приобрел
нового блеска, когда в страну пришли французы. Отец Хонг-Дока не забыл
истории своей страны, как забыли ее те, кто должны были бы быть его
подданными. И вот, когда белые овладели страной, он первый приветствовал
их на берегу Красной Реки. Он оказал французам неоценимые услуги, и в
благодарность за это ему дали землю и скот, назначили ему известное
жалование и сделали его чем-то вроде губернатора этого края. Это было
последним маленьким лучом счастья, упавшим на старый дом, - теперь он
представляет собой груду развалин, как и все, что окружает его. Легионеры
разгромили его и не оставили камня на камне; это было их местью за
морского кадета, так как убийца его бежал. Хонг-Док, мой хороший друг, и
был его убийцей. Вот его портрет.
Старик протянул мне еще одну марку. На одной стороне марки латинскими
буквами было написано имя Хонг-Дока, а на другой стороне был портрет
туземца высшего класса в местном костюме. Но этот портрет был сделан
поверхностно и небрежно, несравненно хуже остальных изображений на марках.
Эдгар Видерхольд прочел на моем лице удивление.
- Да, эта марка ничего не стоит, единственная из всех. Странно, как
будто Хонг-Док не хотел уделить своей собственной персоне хоть
сколько-нибудь интереса. Но посмотрите этот маленький шедевр.
Он достал ногтем указательного пальца другую марку. На ней была
изображена молодая женщина, которая могла показаться и нам, европейцам,
прекрасной; она стояла перед большим кустом и в левой руке держала
маленький веер. Это было произведение искусства, доведенное до полного
совершенства. На оборотной стороне марки было имя этой женщины: От-Шэн.
- Это третье действующее лицо драмы в форте Вальми, - продолжал
старик, - а вот несколько второстепенных действующих лиц, статистов.
Он придвинул ко мне дюжины две марок, на обеих сторонах их были
нарисованы большие крокодилы во всевозможных положениях: одни плыли по
реке, другие спали на берегу, некоторые широко разевали свою пасть, другие
били хвостом или высоко поднимались на передних лапах. Некоторые из них
были стилизованы, но по большей части они были изображены очень реально и
просто; во всех изображениях была видна необыкновенная наблюдательность
художника. Старик вынул еще несколько марок своими желтыми когтями и
протянул их мне.
- Вот место действия, - сказал он.
На одной марке я увидел большой каменный дом, очевидно, дом
художника; на других были изображены комнаты и отдельные места сада. На
последней был вид на Светлый Поток и на Красную Реку, один из видов был
тот, который открывается с веранды Видерхольда. Каждая из перламутровых
пластинок вызывала мой искренний восторг, я самым положительным образом
стал на сторону художника и против морского кадета. Я протянул-было руку,
чтобы взять еще несколько марок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9