Я хочу, чтоб ты все это прочел и попытался найти еще что-нибудь про Зандрамас. Возьми на заметку места, где упоминается про Дитя Тьмы. Вероятно, речь в основном будет идти о Тораке, но, может быть, появится что-нибудь и о Зандрамас. — Он слегка сдвинул брови. — И когда будешь этим заниматься, следи за всем, что может быть связано с Сардионом или Ктраг-Сардиусом.— А что это такое?— Я, не знаю. Белдину встретилось это имя в Маллорее. Оно может оказаться очень важным, а может — и нет.Гарион окинул взглядом библиотеку, и с лица его сошла краска.— Ты хочешь сказать, что все это — пророчества?— Нет, конечно. Очень многое — почти все — сборник сумасшедших бредней, тщательно и подробно записанных.— А зачем нужно подробно записывать то, что говорят безумцы?— Потому что Мринские рукописи и есть не что иное, как бред сумасшедшего. Мринский пророк был до того безумен, что его пришлось заковать в цепи. После его смерти очень многие вполне добросовестные люди принялись записывать всякую тарабарщину изрекаемую любым безумцем, в надежде, что в ней может быть запрятано предсказание.— А как же мне отличить бред от истины?— Я точно не знаю. Может, после того как ты все прочтешь, ты найдешь способ их разделить. Если у тебя это получится, дай мне знать. Тогда мы сэкономим уйму времени.Гарион снова с ужасом оглядел библиотеку.— Но, дедушка, — попробовал возразить, он, — ведь на это потребуются годы!— Тогда тебе лучше начать прямо сейчас, верно? Постарайся сосредоточить свое внимание на том, что произошло после смерти Торака. То, что было до этого, нам более или менее известно.— Но, дед, я ведь не знаю всех премудростей. А если я что-нибудь пропущу?— А ты не пропускай, — непреклонным голосом произнес Белгарат. — Нравится тебе это или нет, Гарион, ты — один из нас. На тебе такая же ответственность, как и на всех остальных. И пора уже привыкнуть к мысли, что от тебя зависит судьба всего мира, пора уже позабыть слова вроде «почему я?». Эти слова простительны ребенку, а ты уже мужчина. — Он повернулся и исподлобья взглянул на Эрранда. — А ты каким боком во все это замешан? — спросил он.— Пока точно не знаю, — спокойно ответил мальчик. — Поживем — увидим.После обеда Эрранд остался наедине с Полгарой в ее уютной теплой гостиной. Она сидела у огня, завернувшись в свою любимую синюю накидку и поставив ноги на обшитую мягким плюшем скамейку. В одной руке она держала пяльцы для вышивания, в другой — золотую иголку и что-то тихонько напевала. Эрранд сидел в кожаном кресле напротив нее, грыз яблоко и смотрел, как она вышивает. Мальчика завораживала ее чудесная способность излучать какое-то спокойствие во время занятия простыми домашними делами.В комнату, осторожно постучавшись, вошла хорошенькая риванка, прислуживавшая Полгаре в качестве горничной.— Госпожа Полгара, — сказала она, присев в реверансе, — мой господин Бренд спрашивает, можно ли ему с вами поговорить.— Конечно, дорогая, — отвечала Полгара, откладывая в сторону свое рукоделие. — Проводи его сюда, пожалуйста.Эрранд успел заметить, что Полгара называла всех юношей и девушек «дорогой» и «дорогая», как правило. В ее устах это звучало самым естественным образом.Девушка провела в комнату высокого седовласого ривского сенешаля, снова присела в реверансе и тихо удалилась.— Полгара, — приветствовал ее Бренд густым басом.Это был большой, грузный мужчина с глубокими морщинами на лице и усталыми печальными глазами. И это был последний ривский сенешаль. На протяжении смутных времен, последовавших за смертью короля Горека от рук нанятых королевой Салмиссрой убийц, Островом Ветров и риванцами правили люди, избираемые по способностям и абсолютной преданности долгу. Столь самоотверженна была их преданность, что каждый ривский сенешаль поступался своей личностью и принимал имя Бренд. Теперь, когда Гарион, законный наследник ривских королей, взошел на трон, отпала необходимость в такой форме правления. Но этот большой мужчина с печальными глазами будет до конца жизни беззаветно предан королевской власти — возможно, не самому Гариону, а скорее самой идее такой власти и ее незыблемости. И, верный этой идее, он пришел в этот тихий полдень поблагодарить Полгару за то, что она взяла на себя примирение Гариона и королевы Сенедры.— Как они ухитрились так отдалиться друг от друга? — спросила она его. — Ведь после свадьбы они ни на минуту не могли друг от друга оторваться.— Все это началось около года назад, — ответил Бренд своим громоподобным голосом. — На северной окраине Острова живут две могущественные семьи. Они всегда были в дружеских отношениях, но однажды между ними возник спор по поводу приданого: девушка из одной семьи выходила замуж за молодого человека из другой. Члены одной семьи пришли в цитадель и обратились с прошением к Сенедре, и она издала королевский указ в их поддержку.— И она не сочла нужным посоветоваться об этом с Гарионом? — догадалась Полгара. Бренд кивнул.— Когда это обнаружилось, он пришел в ярость. Спору нет, Сенедра, конечно, превысила свои полномочия, но Гарион публично отменил ее указ.— О боги всемогущие! — сказала Полгара. — Так вот, значит, из-за чего они оба дулись. Я ни от того, ни от другого не могла добиться прямого ответа.— Им, наверно, стыдно было в этом признаться, — ответил Бренд. — Они оба публично оскорбили друг друга, и ни одному не хватило мудрости простить и забыть. Они продолжали пререкаться до тех пор, пока все окончательно не испортили. Временами мне хотелось их обоих хорошенько встряхнуть или отшлепать.— Интересная мысль! — рассмеялась она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127