И если ответ на этот вопрос --
так что же, о что же, что же все это? -- мне неведом, то на вопрос зачем? -- на
этот вопрос, Тюхин, я могу ответить четко, как на политзанятиях: строго
засекреченным способом я переброшен (вариант: передислоцирован) в воинскую
часть п/п 13-13 для выполнения спецзадания, суть которого, Тюхин, заключается в
том, чтобы со свойственным мне талантом, ярко, вдохновенно, предельно правдиво
описать (не путать ударения!) на бумаге самый главный, самый
впечатляющий, самый счастливый , кривоухмылец ты злокачественный, этап
своей не очень в общем-то замечательной жизни! Речь идет о двух с гаком годах
нашей с тобой действительной службы, Тюхин. И чтоб -- от первого дня -- до
последнего, в деталях, в до слезы в носу трогательных подробностях -- о
спасибо, спасибо тебе за идею, вечное тебе спасибо Кондрат Всуев, комиссар и
человек! -- чтоб, как в жизни, как в песне, как в жизни-песне -- от дверей
Сестрорецкого райвоенкомата (помнишь, ты, гад, изловчившись, харкнул на них!) и
дальше, дальше! Как привезли нас на Финляндский, как засунули нас в автобусы и
три часа катали по Питеру, запутывая следы, дезориентируя провожающих, как
потом снова привезли на Финляндский и снова засунули в поезд, но теперь уже в
другой -- на Приозерск и дальше, дальше, но этого ты, пьяница проклятый, уже не
помнишь, разумеется. Как торчали потом два месяца в карантине, в лесу в
тринадцати -- обрати внимание, Витька! -- километрах от населенного
пункта с нечеловеческим наименованием Куохоокоонмякки, где под ноябрьские и
приняли присягу -- помнишь: "Я, гражданин Союза Советских..." ...Господи, аж
комок в горле... Как ехали потом -- через Питер, через Псков, через Вильнюс, а
как доехали, бля, до Бреста, тут и поняли: значит, точно -- за кордон, хорошо
хоть не в Монголию! Эх, гудбай, родина-Россия, ариведерчи, белые березы!..
Помнишь, жидомасон, серенький, мышиный какой-то рассветец за Познанью?
Сральники в вагонах были закрыты, на станциях нас, шпану, категорически не
выпускали и вот эшелон тормознул у тридевятого столба и по вагонам разнеслось:
"Все, кому невтерпежь, а-аправиться!" О, какой это был порыв, ты помнишь,
Тюхин? Но и тут начальник эшелона товарищ полковник Беднев не растерялся.
"Эшело-он, ра-ассредото-оочиться!" громовым голосом скомандовал он и через
минуту две тысячи соколиков уселись орлами на частнособственнической пахоте. И
было утро, и ошарашенный поляк на всхолмье, сорвавший зачем-то с головы картуз,
не знал что и делать -- то ли на чем свет стоит крыть нас по-русски в Бога и в
душу, то ли дзенковать по-польски свою Матку Боску ченстоховску!
"Ничего-ничего, органика основа урожая!" -- шурша газеткой, заметил оказавшийся
рядом со мной рядовой Т., а когда залезали в вагон, он оглянулся и,
присвистнув, воскликнул: "О поле, поле, кто тебя?.." Вот после этого мы с ним и
скорешились, Тюхин... И вот уже Германия, которую мы и видели-то разве что из
окна боевой машины да с караульной вышки... Ты помнишь свой первый в жизни
караул, Тюхин? "Стой, кто идет!.. Разводящий, ко мне! Остальные, на месте!"
Помнишь рассвет за капустным полем, ежики в ежевике, первая пичужка -- Господи,
да неужто наш русский воробей?! -- и такая тоска, такая тоска на душе,
когда только представишь себе, сколько их впереди, таких же бессонных
рассветов! И такие мысли, такие слова, Тюхин, -- даже Борьке нельзя их
доверить, одной лишь бумаге -- она, как известно, все стерпит... А старшина
Сундуков! Помнишь, как ты с разбегу столкнулся с ним в коридоре? Как он
рявкнул: "Хвамылия!" И ты, как завороженный, вперясь в его лобную бородавку,
пролепетал: "Никак нет, не Хвамылия, я рядовой М.!" "Ну ту, шу ты "эм" -- это и
невууруженным глазум выдно!" -- зловеще проскрежетал старшина и вдруг взял тебя
за бляху и крутанул ее: "Р-раз!" И еще разок: "Два-с". И еще: "Тры-с!.."
Тринадцать нарядов вне очереди накрутил он тебе, кособрюхому! И это было
начало, только начало -- помнишь?! А как провожали демобилизованных! Как они
неловко становились на одно колено и целовали красное знамя, и глаза у них
после этого становились красные ... А как мы, идиоты, все гадали перед
сном: подсыпают или не подсыпают? Ну, разумеется, подсыпают, только вот куда: в
суп, в чай?.. И почему тогда совершенно почему-то не действует?.. А как ты на
учениях принес шифровку в штабной фургон! Там у них была такая карта Европы,
вся в кружочках и крестиках, черных, синих, красных, вся в цифрах, бля,
помнишь, Витька? -- 5 -- клт (килотонн), 10 мгт (мегатонн)... А в кружочках с
крестиками города, на фиг: Мюнхен, Дюссельдорф, Прага, Париж... Эх!.. Но зато,
как наш батя, полковник Федоров, водил колонну по автобанам, как он матом,
елки, по рации, на весь земной шар!.. Та-ти-ти-та!.. Короче, схватываешь: обо
всем, что было, от первого дня до последнего, и как на исповеди -- ты хоть раз
был на исповеди, нехристь? -- как на духу, дружок ты мой разъединственный,
распоследний, тюха ты этакий -- сечешь?.. И чтоб все -- и радости, и огорчения,
и ложки, и Матильдины мандавошки, кроссы, марш-броски, письма от мамы, занятия
строевой, чистка картофеля -- помнишь, подлец, как ты накормил родную бригаду
картофельным пюре? Ну как же -- терпеливо выколупывать глазки это не для нас,
не для Тюхиных, вот ты и подбил меня, провокатор, прокрутить все три тонны в
машине до полного их -- червоточин и глазков -- исчезновения, и картошечка,
Тюхин, получилась хоть и с виноград величиной, зато такая, бля, диэтически
чистая!.. "От лица командира батареи -- пять, бля, нарядов вне очереди!" "Есть,
бля, пять, на фиг, нарядов!"... А как вы с Борькой назюзюкались, когда
дневалили по офицерскому клубу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63